Я видел сон. То был город, великий и прекрасный. Я шел по улице, освещенной нежным утренним солнцем, и, не смотря на ранний час, встречал многих людей. Я не знал их, они не знали меня, но были весьма приветливы, и я не чувствовал себя чужим. Я с кем-то здоровался, они кивали и дружелюбно улыбались, а когда кто-то здоровался со мной, я точно так же кивал и улыбался. По сторонам улицы, вдоль домов тянулись маленькие аллеи с клумбами, выложенными камнем, и деревянными скамейками. Я сел на одну из них и почувствовал приятную прохладу тени деревьев. Рядом со мной присела незнакомка. Она улыбнулась радушной улыбкой, словно приветствуя меня от лица всех горожан, затем представилась по имени и протянула изящную тонкую руку. Я тоже представился и поцеловал ее. Кожа руки оказалась невероятно нежной и пахла розовым маслом. Я никогда не знал как это масло пахнет, но, почувствовав этот запах, сразу понял - оно.
Я не помню, о чем мы говорили, но темы были интересны обоим, и разговор ни разу не заходил в тупик, хотя и до споров дело не дошло. И так мы увлеклись беседой, что не сразу заметили, как улица замерла: все с беспокойством всматривались в голубое, без единого облачка, небо. Мы вышли на середину улицы и тоже стали смотреть в высь. Сперва я ничего не заметил, но когда глаза привыкли к яркому свету после тени аллеи, я заметил с десяток маленьких черных точек. Они приближались, становились все больше и больше, и вот уже стал слышен тихий свист. Он тоже нарастал, и был это уже не свист вовсе, а низкий утробный гул. «Бомбы»,- выдохнул кто-то рядом. «Бомбы!»,- паническим воплем взорвалась улица. Люди в панике побежали под призрачную защиту домов, другие просто неслись вдоль улицы, обезумев от страха, а у иных подкосились ноги, и они с ужасом и слезами в глазах смотрели в небо, лопоча трясущимися губами: «Отче наш… иже еси на небесех и на земле… да прииде царствие твое… и оставя нам долги наши… во имя отца и сына… Аминь!». А бомбы становились все ближе и ближе. Моя спутница смотрела на них с какой-то грустью в глазах. «Но как же так, - недоумевал я, - почему не было предупреждения? Бред… все бред!»
Где-то ухнуло, и земля затряслась под градом вестников смерти - их оказалось много больше, чем я думал. Одна из них упала неподалеку, и пламя ядерной реакции радостно принялось пожирать скамейки, клумбы, деревья и даже целые дома. Люди, не успевшие убежать, вспыхнули яркими живыми факелами и с дикими воплями, визгами и рыданиями катались по земле, пытаясь сорвать с себя пылающие одежды, волосы, кожу. И спутница моя тоже загорелась, но казалось боли она не чувствует. Она смотрела на меня умоляющим взглядом, а я не мог шевельнуться, ни протянуть ей руку, ни убежать. Да и некуда было бежать - везде царили хаос, смерть и пламя, заставлявшее некогда нежную кожу покрываться волдырями, лопающимися с отвратительным чавканьем. Вдруг лицо девушки перекосилось, и она с неожиданной злостью и отчаянием в голосе закричала на меня: «Это все вы, вы! Вы должны были измениться! Вы знали, что так будет! Вы нас убили!» И упала наземь, рассыпавшись горстью пепла.
А затем упал и я…
…встал с пола и сел на кровать. Сон казался таким реальным, что мне и сейчас чудился запах гари и паленого мяса. Я подумал, что неплохо было бы закурить и стал искать сигареты, однако лишь с удивлением вспомнил, что не курю и никогда не курил. Тогда я оделся и вышел на улицу. Был ранний час, потому на улице никого кроме меня не оказалось. Я с опаской посмотрел на низкое хмурое небо, надел капюшон и пошел под проливной дождь. Мне надо было подумать. «Какой же он все таки был реальный, этот сон! Там, в том городе, похоже, была война. Хотя нет, скорее бойня. Неужели все те люди погибли? Или погибнут? Будущее?.. Жестокая война! Без предупреждений. Без снисхождений... Слепые поводыри спускают слепых псов рвать своих же слепых щенков…»
На следующую ночь мне снились какие-то, показавшиеся мне знакомыми, развалины среди выжженной слепящей Звездой пустыни. Я шел мимо бетонных нагромождений и с горечью узнавал в них тот самый город. Угадывалась и улица. Посреди нее лежал одинокий, припорошенный песком череп. Я присел рядом с ним на корточки, посмотрел в пустые глазницы и тихо сказал:
«Я понял, я все понял. Мы изменимся - обещаю».
- 2831 просмотр
И зачем воруешь? Антон Чайковский написал, а Александр бессовестно сплагиател, Не чего ты не понял, и не изменишся ты.