...Под землю...

1
Я – нормальный… Я – нормальный… Я не могу быть сумашедшим… Как я могу быть сумашедшим? Как? Я работаю, общаюсь, убираю квартиру, выношу мусор… У меня есть девушка… две девушки… Они не знаю друг о друге, я им запудриваю их глупенькие головки. Как человек, живущий такой жизнью может быть не нормальным? Я – нормальный…
-Кого ты сегодня убьешь?
-Ты сам прекрасно знаешь кого.
-Нарядился то как, ты посмотри на себя, нормальный.
-Все хватит, заткнись!
-А Леха псих, а Леха псих!
-Заткнись я кому сказал.
-Ты пытаешься заткнуть самого себя, нормальный.
-Не самого себя, а голос в голове.
-Верх нормальности! Кого ты сегодня убьешь?
-Сука, какая же ты тварь! Кайфуешь не меньше моего, а делаешь вид, как будто это я во всем виноват. От куда мне знать, может это из-за тебя я такой?
-Ха ха ха, ты псих, вполне нормальный псих. Фонарик не забудь и пакеты.
-Хорошо что хоть помогаешь мне во всем.
-Ты такой дебил, что без моей помощи, мы бы уже давно чалились на нарах.
-Чалились на нарах? Откуда такие словечки блатные?
-Как от куда? От тебя родненького.
Леха уже как пол часа копошился в парадной с рюкзаком, набитым всем необходимым для вылазки под землю и попутно ругался со своим голосом. Канализация, куда он собрался в очередной раз, была самой обыкновенной, однако ему нравилось романтизировать это вонючее место, и он постоянно выдумывал ей интересные названия сродни «подземелья демонов» или «дороги в ад». Сточные пути под миром людей простирались на долгие мили, переплетая бесконечные ходы в сложнейшую головоломку, начиненную рекой говна, отходами и столь ценными для Алексея бомжами. Бомжи в его родном городе были некой достопримечательностью. Их почему-то было настолько много, что порой прогуливаясь по улице из десяти незнакомцев, встретившихся на пути, семь- весемь окажутся бомжами. Не то, чтобы Леха жил в гигантском мегаполисе, что вполне могло стать причиной столь огромной концентрации бомжей. Скорее безработица и нищета, царившие уже многие десятилетия породила эту немыслемую вереницу тараканов, кишащую в ночи в поисках еды и выпивки.
Кто бы что ни говорил, а это обстоятельство было на руку Алексею. Его маниакальным наклонностям было где разгуляться, и прирезав несчестного спящего бомжика в свои четырнадцать лет, Леша не смог остановиться, и будучи уже почти тридцатилетней дитиной сбился с счета своих жертв.
Его профессианализм в этом занятии давно достиг недостягаемых высот. Во-первых смерти бомжей никто особо не расследовал. Во-вторых метод, коим Леша пользовался, был уникальным. Дело в том, что среди бездомного сообщества издавна ходит легенда о том, что когда бомж умирает, за ним приходит некое божество: наполовину человек, наполовину крыса. Жуткого человека-крысу бомжи то и дело видели в темных туннелях городской канализации. А на утро обязательно находили изувеченный труп какого-нибудь пьянчужки. Даже репортаж по местному телеканалу показали, в стиле мистики и прочей ерунды о том, что в канализации живет чудовище, забирающее в ад бомжей.
Алексей узнал об этом поверье случайно, проходя мимо небольшой группы оборванцев, распивающих боярышник. Один из них рассказывал жуткую историю про его друга из другого города, тоже бомжа, у которого на глазах человек-крыса жестоко разделался со старым бомжом, и забрав его душу испарился в воздухе. Именно тогда Леша и понял, что бродить по ночам в поисках жертв как опасно, так и не продуктивно. Наряды то и дело катаются, да и бомжей ночью особо не найдешь – большинство ночуют в канализации. Сделав несколько пробных вылазок под землю, и разобравшись в ситуации, Леха с тех пор только там и убивал никому не нужных и отвратительных алкашей. Он смастерил маску жуткой крысы, сшил длинный, обшарпаный балахон с пределанным на заднице тряпичным хвостом, и несколько раз в месяц спускался в канализацию насытится кровью, жажда к которой, как он сам уяснил для себя, не покинет его никогда.
Эта неумолимая жажда сверлила мозг, жужжала над ухом как рой шершней. Голос в его голове все время дразнился и напрягал. Одна была радость – на улице глубокая ночь. Время спуска в ад.
2
Ну как там, Петр иваныч? – хрохрипел Сиплый, всматриваясь в мусорный бак, в котором копошился его напарник.
Вот как! – резко вынырнувший из бака Петр Иванович продемонстрировал находку дня: распечатанная, но почти не тронутая бутылка водки марки «Союз»
Петруха, ну ты и сыщик! – раскашлялся от волнения Сиплый. Давай закуски поищем, там полюбому есть что-то пожрать, вон там снизу поройся. – Сконцентрированный Сиплый физиономией больше походил на профессора астрофизики, вот только его наряд говорил о другом: истоптанные, дырявые сапоги, или зимние ботинки, уже было не ясно что это за обувь, настолько она была изорвана. Зеленые вельветовые штаны, зауженные снизу и пренадлежавшие, вероятно, какому-нибудь моднику подвязаны были куском толстой плетеной веревкой. Серый плащ, побывайвший по виду не в одной перестрелке, изрешеченный дырами как рисуют сыр в мультиках. Так же на нем была грязная, замусоленная красная кепка с почти стертым нечитаемым логотипом, а на плечах детский, в ярко-розовых тонах, рюкзачек, который служил Сиплому вот уже третий год…Или четвертый, Сиплый точно не помнил, т.к. обсалютно не следил за временем и датами, и порой откровенно не знал, какой сейчас год.
Петр Иванович же, был бомжом, что называется элитным. Он был более менее ухоженным, если можно так выразится, говоря о бомже: чисто выбрит, волосы зализаны назад, как у итальянского мафиози шестидесятых; ботинки были намного лучшего состояния чем у Сиплого, да и чем у большинства бездомных алкашей этого города. Состояние рассудка Петра Иваныча было таким же, и выделялось из общей массы канализационных доходяг: он был умен и начитан, знал этикет и прочие непонятные Сиплому аспекты светской, грамотной жизни.
Как-то раз Сиплый хотел поинтересоваться, откуда такие познания, но получив грубый, невразумительный ответ быстро ретировался, опасаясь разрыва их крепкой дружбы. Сиплый дорожил и гордился своим напарником, у него и так до Петра Ивановича не было друзей, да еще таких умных, поэтому Сиплый ни в коем случае не хотел снова скитаться во тьме, ожидая встречи с кровожадным крысюком в одиночку. Петр Иванович многому учил безрамотного, не умеющего писать и читать, Сиплого. Но особенно Сиплому нравилось слушать записанные в старый блокнот рассуждения своего умного друга о жизни, порой страшные и волнующие, но все же, очень интересные и трогательные. Интелект и внешний вид Петра были не всеми его достоинствами: по мнению Сиплого, который никогда его не озвучивал, Петр был неким экстрасенсом, видивший мусорные баки и урны на сквозь, как рентген. Эта невероятная удача сопутствовала корешам-алкашам с момента начала их дружбы. Вот и сегодня фортуна не подвела вонючих корешей: за пузырем водяры, к слову сказать, не дешевой, Петром Ивановичем был найден пакет с недоеденым пиршенством! В нем были и салатики в пластвассовых коробочках: открытые, но не протухшие; и мясная нарезочка, немного фруктов, и наполовину полный двухлитровый тетропак гранатового сока. Пакет был немного заблеван как снаружи, та и изнутри, но для Петра и Сиплого едва ли это было препядствием: в речке на южной стороне вокзала была вымыта не одна порция изысканных обьедков.
Петруха, ты волшебник! – залаял от радости Сиплый, предвкушая очередное застолье.
Тише, мой друг, Литвинские могут быть рядом. Щас заберут все, еще и кумполу настучат – опасения Иваныча были не безпочвенными: бомжи с Литвинского парка были суровыми, безпощадными отморозками. Орудуя в городе с самого начала бомжатской жизни, они не одного бездомного оставили без водки и закуски, и даже несколько человек почикали в канализации.
На том и порешив, бережно упаковав клад в рюкзак Сиплому, напарники двинулись вдоль железной дороги к речке помыть жратву.
Слухай, Петр Иваныч, давай-ка мы наберем баклашку воды и по-быстрому спустимся? За седьмыми путями, Гриша говорил, люк откупорили новый. Говорит там тепло и чисто, даже матрасы какие-то есть. Уже темнеет, не хотелось бы, чтоб заняли все: делится за места придется.
Заделимся, если что – Уверенно проговорил Петр – Сиплый, не тебе ли не знать, что заделиться в удачный день – это получить подгон в голодную пору? Я хочу еще ноги помыть и причесаться как следует.
Что тебе эта прическа сдалась? Перед кем красоваться собрался под люком то? – усмехнулся Сиплый, но спорить не стал, и послушно проследовал за быстрошагающим Петром Иванычем.
Ты ж знаешь меня: в моде при любой погоде. – пошутил Петр, заметивший небольшое недовольство своего другана.
Тоже умоюсь – отозвался Сиплый, дав понять, что согласен не спешить. Тем более их тайное место на речке около двух старых каштанов мало кто знал, Литвинские точно не знали, а от других гостей опасности не было: кроме Литвинских никто из бездомного брата нечесно себя не вел. Цивилизованные бомжи родного города с радостью занимались дележкой и обменом, поэтому на речке было вполне безопасно.
Поход удался на славу: придя к зеленой речушке и помыв себя и еду, напарники устремились к седьмым путям, и не пройдя и ста метров Иваныч нашел на путях почти полную пачку Мальборо. Сам он не курил, так что находка была великолепным подарком его недалекому другу Сиплому. Вообщем Петр Иванович как обычно, находил ценные вещи с фантастическим мастерством.
Дойдя до указанного бомжом Гришкой вскрытого люка, друзья ловко спустились чтобы осмотрется. Гришка не соврал: место было довольно чистым и на полу лежали два потрепанных матраса. Они быстро развели небольшой костерчик из собраных по дороге веток, разложили поляну, и усевшись поудобней на матрасах принялись есть, пить и отдыхать от утомительной рабочей смены на мусорке возле аптеки.
3
-Ты человек-крыса… Ты непобедимый санитар городской помойки… Ты страж, гроза бездомности… Ты спускаешься в ад, чтобы людям сверху, нормальным людям как и ты, жилось спокойно и радостно.
-Заткнись!
-Это все ложь, школьное вранье! Ты обыкновенный ублюдок, наслаждающийся смертью, пускай и морально упавших, но все-таки людей. Ты мразота, отброс. Ты ни чем не лучше тех вонючих нищебродов. Нет, даже хуже: они хоть не валят друг друга ради удовольствия. У тебя все есть, ты сам это знаешь: и работа, и родители, и личная жизнь. Но ты выбрал брождения в темноте канализации с тесаком на перевес. И теперь мне приходится вдыхать вместе с тобой этот отвратительный запах дерьма почти каждые выходные!
-Заткнись падла!
-Хорошего же ты о себе мнения! Перед следующей вылазкой не забудь подлотать хвост, а то он еще немного и отвалится совсем.
Алексей, спускающийся в канализацию опустил голову вниз и посмотрел на тряпичный хвост, болтающийся между ног.
-Да, ты прав, напомни завтра заняться, там пару стяжков и дело сделано.
-Слушай, все хотел спросить: тебе не стыдно, что ты каждый день заставляешь меня общаться с трусливым убийцей?
-Опять ты за старое! Ты – это я! И хватит пудрить мне мозги, сконцентрируйся лучше. Щас кого встретим, тут же зарежем – Леха сжал сорокасантиметровый мяснитский нож, по размеру больше походивший на саблю.
-И почему это я трусливый убийца? – вдруг вспомнив обидное ругательство спросил Леша у себя.
-Как почему? Все убийцы, которые убивают ради удовольствия трусы. Ты прямо как маленький ребенок, дальше носа не видишь.
Алексей шел по темному коридору то и дело освечивая фонарем местность вокруг себя и бормоча себе что-то под нос. Вероятно, по привычке разговаривал сам с собой на всякие дуратские, ненужные темы.
И вдруг он замер: перед ним, в длинном проходе появился силуэт ребенка, девочки. Леха понял это по двум длинным косичкам.
-Так, детей мы не убиваем, ты знаешь. Ни детей, ни женщин.
-Да, я в курсе, что ты не полностью псих.
-Все заткнись, дальше я сам. Лучше не разговаривать с тобой, если бы не твои полезные советы время от времени, я бы вообще с тобой не разговаривал.
Девочка в метрах двадцати от Леши стояла и не шевелилась. Как она выглядит и что на ней надето, Леша не видел из-за темноты. Леша не испытывал никакого дискомфорта: всмысле, любой обычный человек, стоя в канализации, в одиночестве и наблюдая напротив себя силуэт маленькой девочки наложил бы полные штаны и это очень мягко сказано. Лехе же были безразличны такие страхи - он тут хозяин, и убьет любого, кто станет на его пути.
Скорее всего это сиротка-попрошайка, работающая на какого-нибудь грязного, пропитанного боярышником урода, и она вполне может указать на жертву – прикинул Алексей и поэтому начал разговор первым:
Привет малышка, ты здесь одна? – на что девочка лишь рассмеялась и резво скрылась в одном из многочисленных проходов в бесконечную темноту подземной жизни ада.
Долго алексей не мешкался, и почти моментально позабыв об этой девочке, внимательно освечивая все углы двинулся дальше, в поисках первого на сегодня атракциона.
4
-Сиплый, ты ведь не умеешь читать и писать?
-Да, не умел никогда, да оно мне и не нужно.
-Как же много ты потерял, друг мой. Размеры нашей вселенной ничто, по сравнению с тем, что могут дать книги. – уже сытый, и покраснейвий от выпивки Петр Иванович начал свои филосовские монологи, которые обажал Сиплый. – Знаешь, жил такой философ, много лет назад – Мишель Монтень. Так вот, он говорил: «жизнь стоит того, чтобы ее прожить». Вроде такие простые слова, понятные даже ребенку… Но сколько в этой строчке силы и правды, надежды и доброты… Много можно эпитетов красивых подобрать, даже такому человеку как я.
Сиплый не всегда знал значение тех или иных слов, которым учил его умный Петр, но старался запомнить их все. Он не знал что такое эпитет, но и справишать у Петра Иваныча не стал, увлекательно слушая эту очередную серию о жизни великих и не очень людей.
Ты уж извини меня, что я бурчал на тебя. Просто не спрашивай меня о моем прошлом. Его нет и не будет, на то оно и прошлое – неожиданно произнес Петр Иваныч.
Сиплый привстал со своего матраса и уважительно ответил – И ты меня прости, Петруха. Я должен был с первого раза понять и больше не спрашивать. Давай, расскажи что-нибудь еще интересное. Расскажи про париж, я видел картину ихней башни, а потом почитай мне что-нибудь из твоего дневника, уж очень мне нравятся эти твои истории.
Петр Иваныч улыбнулся, достал из-за пазухи пожамканый блокнотик в дряхлом, кожанном переплете и положил перед собой около костерца.
-Ее называют «Эйфелева башня» - Начал было Петр, но тут же замолк, услышав чьи-то шаги.
Друзья подались вперед со своих матрасов и принялись пристально всматриваться в кромешную тьму, из которой звук шагов усиливался и отдавался звонким эхом от киппичных, покрытых мхом стен.
Прячь! – живо указал на недоеденое пиршество Петр. Сиплый неглядя затолкал под матрас обьедки от обьедков и бутылку с оставшимися граммами ста водки.
Беленькое платьечко с красными узорами на нем резко показалось из темноты, освещенное почти догоревшим, небольшим костром. Девочка была совершенно спокойна, ее ручки сжимали маленькую куколку барби. Она была чистой и ухоженной, что было противоположностью этого места и его обитателей.
Жуткий страх пронзил обоих бомжей. Паралич, вызванный страхом пробежался колючими мурашками по спинам обоих. Ее глаза, они были черными. Полностью черными. Черными и глубокими, словно в них таится проход в просторы космоса. Это были зрачки, расширенные на столько, что заполнили почти весь глазной белок. Девочка развернулась в пол оборота и уставилась в одну из стен. Сперва Сиплый подумал, что кирпичная стена попросту не выдержала натиска времени, и из-за своей трухлявости обрушилась. Затем он увидел кривые, серые пальцы с желтыми когтями и мелькающий в темноте длинный шнурок, который все время извивался. Это существо было словно окутано туманом или пылью, от чего полной картины увидеть было трудно. Оно неспеша вылезло из стены, которая со строительным скрежетом бетона затянулась обратно. Темнота тоже играла свою роль, но Сиплый давно научился видеть в кромешной тьме. Он на секунду перевел взгляд на Петра Ивановича, который лежа на боку выпучил глаза и как буд-то что-то говорил широко открывая рот, но не произнося при этом ни звука.
Наконец прешелец встал в полный рост и уставился на бомжей своими выпуклыми красными глазами. Его слюнявая, вытянутая пасть огаляла два огромных зуба, расположенных прямо под большим, черным носом, а усы сантиметров по тридцать постоянно шевелились, буд-то щупая воздух.
-А вот и наш друг – хриплым, шипящим голосом проговорило чудище. Необорачиваясь оно продолжило – Подойди к ним! Из-за угла вышел трясущийся от страха мужчина средних лет в странной одежде и маске грызуна с пластиковыми зубами и усами. Фонарик в его руке, пезпорядочно игравший лучем света по стенам и потолку канализационного туннеля дал понять Сиплому, что он не один обделался от страха. Во второй же руке он держал огромный нож, по форме самый обычный, но из-за своего размера больше напоминающий саблю.
-Подойди к ним! – повторило существо свому подрожателю. – С кого ты хотел начать? Парень не произносил ни слова. Лишь дрожжал от страха и оглядывался по сторонам, но все же медленно и неуверенно подошел по ближе к чудищу и друзьям, лежавшим на матрасах. Сиплый, тем временем, заметил что девочка плавно оторвалась от земли и зависла в воздухе закрыв глаза, буд-то находясь в трансе. Ему оставалось лишь лежать на своем матрасе и наблюдать за тем, как Петр Иваныч по прежнему уничтоженный параличем страха что-то беззучно бормочит, уставившись на крысоподобного человека и его несостоявшегося двойника.
-Ну что, Алексей, я смотрю ты неплохо делаешь за меня мою работу. Только с одной разницей: души не уходят туда, куда моя задача их направлять. Это оказалось для меня некой дилемой: кроме душ бомжей, остальные мне недосягаемы, в том числе и твоя. Следовательно забрать тебя не в моей власти, но остановить как-то нужно. Но, тебе повезло, ведь за многие сотни лет своей жизни, я преобрел достаточно знаний и находчивости, что бы разбираться в проблемах сродни этой.
Леша в ответ лишь лепетал что-то несуразное: я не буду… я уйду… ты меня никогда не увидишь.
-Ты прав Алексей, я тебя больше никогда не увижу – ухмыльнулся монстр. – Ты примешь мои обязанности на себя, но для начала я покажу тебе, кого ты все эти годы убивал.
Гигантская крыса с телосложением человека медленно подошла к лежащему Петру Александровичу со словами: «Пора домой, твои мучения на этом закончатся». Чудище наклонилось и широко открыв зубастую крысиную пасть впилось в рот бомжа своим серым языком. Зрители в лице уже не жаждущего крови Леши и бедолаги Сиплого наблюдали, как говорящая крыса буквально высосала жизнь из Петра Ивановича. Происходило это не более десяти секунд. Тело Петра позеленело и сморщилось как сухофрукт. Наконец, закончив чудовище вновь обратилось к Леше:
-У него рак желудка из-за гнетущего образа жизни и алкоголя, именно поэтому я его забрал. И если ты думаешь, что он обыкновенная падаль во плоти, не достойная жить, то ты глубоко ошибаешься. Петр был доктором наук в сфере заболеваний мозговых клеток, автором нескольких диссертаций и книг. Но вскоре его жена и двое сыновей погибли в автокатастрофе, виновником которой был второй водитель: пьяный сын одного из уважаемых чиновников. Он так и не сел в тюрму. Он до сих пор разьезжает по улицам, распивая при этом алкоголь и плюет на закон и на людей. Петр Иванович, не выдержав такой несправедливости спился, и очень скоро потерял все: и свое имущество и свой статус в науке. Однако его это уже не волновало, он все эти годы уверенно считал себя мертвецом при жизни. И так через одного, кого убил не осознавая, что перед тобой люди, такие же как и ты.
Алексей выронил и мясницкий нож и фонарь, упал на колени и закрыл лицо руками.
Чудовище подошло к нему: «не расстраивайся, у тебя будет много шансов искупить свою вину, забирая необходимые души. А я, занимавшись этим уже очень много времени, решил уволиться. Хочу повидать мир, устал я от канализаций, подвалов и прочих грязных, заброшенных мест. И от бомжей устал - кроме них ничего не вижу.»
После всех этих речей в туннеле стало светлее. Намного светлее. Голубоватое свечение окутало Алексея, Сиплого и висящую в воздухе девочку.Человек крыса же засветился сильнее всех пресутствующих. Сиплый почувствовал сильный холод, и протянув руку схватил лежащий около трупа Иваныча блокнот. Он прижал его к груди, то единственное, что осталось от его дорогого друга. Пронзительный свист заполнил уши Сиплого и вдруг все резко угасло, и свечение и свист…
Сиплый стоял и сжимал руку девочки, блокнота в его руках не было. Он очень удивился этому факту, ведь совершенно не помнил как поднялся с матраса, и уж тем более как ухватил маленькую, теплую ручку девочки. Взглянув на свой матрас, он едва смог совладать с собой, чтобы не потерять сознание от увиденного. На матрасе лежал он сам! Лежал, и сжимал блокнот Петра Ивановича! Мысли Сиплого перемешались, он и так не был великим мыслителем, но теперь вообще не понимал о чем думать.
-Он, в отличии от тебя, некоторое время не будет помнить кем был. А нас он вообще никогда не вспомнит, и до и после перерождения. Смотри внимательно. – сказала девчушка, глаза которой стали нормальными, и она преобрела чаловеческий вид.
Сиплый уставился на свое живое тело, которое начало извиваться. Хрипение и крики перемешались в мерзкую песню. Блокнот выпал из рук, которые быстро обрастали шерстью, удлиняясь с громким костяным хрустом. Лицо также быстро видоизменилось, вытянувшись и превратившись в крысиную морду. Из-за спины показался метровый, толщиной в три пальца хвост, с гулкими хлопками шлепавший по матрасу. Сиплый наблюдал на происходящее хоть и с ужасом, но не без интереса. Когда превращение было закончено, Сиплый не мог узнать свое прежнее тело. Он взглянул на свои руки, затем опустил взгляд на ноги: под ногами лежал большой нож и фонарь. Также Сиплый обратил внимание на то, что ему очень легко дышать. Его и прозвали то Сиплым за то, что он с каждым вздохом и выдохом пищал и скрипел своими легкими громко, и довольно неприятно.
-Ты переместил меня в его тело? – догадавшись спросил Сиплый у девочки.
-Да, а я занял тело этого ребенка, она сирота, да и к тому же ее искать никто не будет: по официальной версии она утонула, а труп унесло течением. Теперь тебя зовут Алексей, и ты покажешь мне этот мир.
Сиплый в новом теле чувствовал себя очень легко, не то что в своем изношенном. Видать этот Леша был спортсменом не пьющим и не курящим, прикинул себе он.
-Теперь он будет нашим божеством? – подняв с пола дорогой ему блакнот поинтересовался Сиплый у девочки.
-Ты уже не один из бомжей, и он не твой бог. Меня, кстати Оля зовут. Пойдем от сюда, теперь он тут главный, как и хотел все эти годы.
Пока они уходили в глубь туннеля к выходу из канализации, Сиплый несколько раз обернулся посмотреть в последний раз на Петра Ивановича. Так же он видел перевоплощение Леши, которое забравшись в наполовину раздвинувшуюся стену около матрасов, наблюдало своими жуткими красными глазами за ними.
5
- Слушай, а как я покажу тебе мир? Ведь я сам его не знаю. Я кроме нашего города и канализаций ничего не видел. Я не умею ни читать ни писать. У нас с тобой нет ничего, нам придется бродяжничеть, как бродяжничал я всю свою жизнь.
- Не переживай об этом. Теперь ты умеешь и читать и писать, я это уже сделала. Кроме того, у нас есть два миллиона долларов. А если закончатся – добудем еще.
- Но от куда???
- Не забывай, я тебе не человек. Я знаю все и обо всем. Сейчас мы придем на станцию вокзала, и из ячейки камеры хранения заберем наши деньги. Вернее, они не наши, но те, чьи они, не вернутся за ними никогда. Я знаю все.
- Невероятно, хотя мне бы уже пора перестать удивлятся.
Сиплый привыкал к тому, что его зовут Алексей, повторяя про себя приветствия в разных его формах: «Здравствуйте, меня зовут Алексей»; «Привет, я Леха, будем знакомы»; «Приветствую, я Леша»…
Он с Олей сидел на лавочке в парке и наблюдал за опадающими лисьями старого клена, который рос одиноко, но величаво, раскинув свои могучие ветки прямо над лавочкой. Затем Сиплый достал блакнот Петра Ивановича, и раскрыв в произвольном месте принялся с удовольствием читать. Оля была права – Сиплый без труда читал строку за строкой!
…Красивая хрустальная ваза, разбитая вдребезги несущейся машиной - вот мои чувства, вот мой страх и моя смелость. Это все здесь, я наслаждаюсь своей разбитой жизнью, ведь уничтожал ее я, и ловил кайф от этого каждую секунду своей великой, некчемной жизни. И теперь стоя в самом начале, и глядя в пустоту, которую я могу раскрасить совершенно любыми красками, я не хочу лишь одного: смотреть на свои руки, ведь они сжимают ведра с черным как зола акрилом. Глоток свежего воздуха свеж для меня лишь потому, что пропитан пылью, дымом и потом. Выхлопная труба, надетая мне на голову, источает столь живительную бесцветную массу топлива для моих легких, что я прибил ее ржавыми гвоздями к своей шее. Но кто-то все время пытается снять ее с моей головы, гвозди режут мои жилы и сосуды на шее, грудь моя обливается кровью. Я хочу вытереть алую, но руки я не разжимаю, упорно держа ведра с краской моей новой жизни. Крики разума оглушили меня, за что им спасибо большое, теперь я не слышу воплей рядом стоящих, не слышу плеска их черной краски. Маленький тюбик, беленький, с желтенькой оберточкой, на котором написано "гуашь, цвет белый" лежащий у моих ног некоторое время мозолил мне глаза. Взять бы его в руки, да узнать адрес изготовителя, чтобы заказать несколько коробок такой же гуаши. Нет. Нееет. Мои послушные ноги растоптали эту маленькую надежду вмиг, и залив толстым слоем из ведра то, что осталось от тюбика, я жалею лишь об одном: мои ведра стали немного пустоваты....
Прочитав эти строки, которые он уже не раз слышал от Петра Пвановича, Сиплый усмехнулся:
«Я всегда буду тебя любить как брата Петруха, но ты не прав. Жизнь стоит того, чтобы ее прожить, прожить достойно не смотря ни на что!»
- Ну что, куда поедем? – мягко толкнула его в плечо Оля.
-В Париж, на «Эйфелевую башню» - радостно отозвался Сиплый.