Восприятие радиационного риска

Закономерности восприятия риска

Человек не может держать в поле зрения все многообразие рисков. В любом обществе, будь то индустриальная держава или примитивное племя, люди относятся к риску избирательно, проявляя повышенное внимание всего к нескольким его видам и игнорируя остальные. В общественном сознании риск преувеличивается или преуменьшается в зависимости от того, является ли вызывающая его деятельность приемлемой с точки зрения социальных, нравственных и культурных критериев данного общества.

Например, В США основной риск для здоровья связан с сердечно-сосудистыми заболеваниями, раком легких вследствие курения и автокатастрофами. В то же время население страны более чем где бы то ни было обеспокоено промышленным загрязнением и связанным с ним риском заболевания раком. Эта опасность, по мнению большинства американских ученых, сильно преувеличена. Данные медицинской статистики свидетельствуют, что ожидаемая продолжительность жизни американцев увеличивается, общая заболеваемость раком относительно низка, а темпы ее роста не выше, чем в других странах. Ф. Хэндлер, бывший президент Национальной академии наук, отмечает, что «все виды загрязнений могут вызывать, а вернее способствовать возникновению около 5% случаев рака».

Специфика общественного восприятия риска во многом обусловлена психологическими факторами. Люди принимают во внимание самые разнообразные характеристики риска (см. таблицу), в зависимости от которых риск представляется более или менее значительным. Добровольный риск, т.е. тот, которого можно избежать, кажется людям меньшим, чем недобровольный. Риск видится не таким опасным, если он поддается индивидуальному контролю. Люди обычно больше боятся отдаленных последствий, например, заболевания раком, чем немедленных проявлений воздействия, скажем, отравления. Риски, связанные с природными явлениями и процессами, более приемлемы, чем те, которые вызваны деятельностью человека. Вместе с тем люди испытывают трудности в понимании вероятностных оценок, особенно если речь идет о малых величинах или о незнакомых рисках.

Риск, связанный с разного рода авариями и катастрофами, общественное мнение рассматривает как более опасный по сравнению с каждодневным риском. Все то, что приковывает внимание к риску, например, драматические события или интерес средств массовой информации, способствует восприятию риска как значительного. Риск, с которым связано получение каких-либо выгод, оказывается более приемлемым. Сводить же выгоды к денежной оценке ошибочно, поскольку человеческие потребности многообразны и, кроме того, само понятие выгод различно в зависимости от тех или иных социокультурных условий. Для восприятия риска немаловажно и то, считается распределение риска и выгод справедливым или нет. Многим, например, покажется несправедливым дышать выбросами близлежащего предприятия и не иметь возможности там работать или пользоваться иными благами.

Таким образом, при взаимодействии непосредственно фактора риска с социальными, институциональными и культурными процессами может происходить усиление или ослабление общественной реакции на этот риск. Усиление возможно на двух этапах: во время передачи информации о риске и в процессе формирования общественной реакции. Образно говоря, информация о риске поступает на индивидуальные или общественные «ретрансляционные станции», это могут быть эксперты в конкретной области, средства массовой информации, деловые или политические круги, группа знакомых или родственников и т.д. Усиленный на первом этапе сигнал определяет реакцию общества, которая в свою очередь может еще в большей степени повлиять на восприятие риска.

Таблица 1

Общественное восприятие риска: факторы воздействия
Фактор Условия, при которых риск воспринимается как значительный Условия, при которых риск воспринимается как незначительный
1. потенциальная опасность источники и виды негативного воздействия определены во времени и месте источники и виды воздействия возникают спорадически; хорошо знакомый
2. знакомство с риском непривычный хорошо знакомый
3. понимание процессы и механизмы не понятны в научном плане процессы и механизмы понятны, риск хорошо изучен наукой
4. неопределенность существует неопределенность или риск не изучен контролируемый
5. контролируемость индивидуумом неконтролируемый контролируемый
6. добровольность принятия риска недобровольный добровольный
7. воздействие на детей дети подвержены риску в особой степени дети не подвержены риску в особой степени
8. проявление последствий отдаленное воздействие немедленное воздействие
9. воздействие на будущие поколения риск для будущих поколений нет риска для будущих поколений
10. идентификация пострадавших видимые жертвы статистические жертвы
11. страх последствия вызывают страх вызывают страх последствия
12. доверие институтам, несущим ответственность недостаток доверия недоверие
13. внимание средств массовой информации большое внимание незначительное внимание
14. катастрофы крупные и менее значимые катастрофы отсутствие крупных или незначительных катастроф
15. справедливость риска и выгод несправедливое распределение риска и выгод справедливое распределение
16. выгоды неясные выгоды ясные выгоды
17. обратимость воздействие необратимо воздействие обратимо
18. происхождение вызвано действиями или ошибками человека вызвано природными явлениями или стихией

Восприятие радиационного риска

В чернобыльской эпопее в разные периоды сработали практически все социально-психологические факторы, которые переводят в общественном сознании риск в категорию более значительного.

Таблица 2

Психологические факторы, работавшие на усиление риска после Чернобыльской аварии
ФАКТОРЫ И ОСОБЕННОСТИ КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
Потенциальная опасность (определенность в пространстве и во времени) Первоначально определенная территория загрязнения неоднократно расширялась, точная география загрязнения определена только спустя 5—6 лет после аварии (145 тыс. км2 территории), долгоживущие радионуклиды (время полураспада 137Cs — 30 лет)
Осведомленность о риске (знакомый/незнакомый) До аварии был известен населению только по информации о поражающем действии ядерного оружия
Понимание механизмов действия на человека Не существует единого мнения о действии малых доз облучения на человека
Возможность индивидуального контроля Не поддается чувственному восприятию или наблюдению, сложность организации массового контроля индивидуальных доз облучения
Добровольность принятия риска Недобровольный для большинства населения и ликвидаторов
Особая опасность для детей Повышенный риск патологии щитовидной железы, врожденных аномалий
Отдаленное проявление последствий С учетом возможных генетических последствий нет ограничения во времени
Идентификация пострадавших, видимые жертвы Официальные сообщения о погибших, перенесших ОЛБ, случаях рака ЩЖ, сообщения в СМИ о тысячах умерших среди ликвидаторов и населения
Доверие институтам, несущим ответственность Глубоко укоренившееся недоверие властям, подорванный авторитет специалистов
Участие СМИ Крайне активное (после 1989 г.)
Авария/каждодневный риск Крупная авария (глобальная катастрофа?)
Выгоды от риска Единых оценок для Чернобыля нет; по мнению населения экономические выгоды (льготы и компенсации) неадекватны ущербу
Причина (техногенная/природная) Промышленная деятельность государства (конструктивные и технологические недостатки реактора, нарушение регламента работы блока)
Справедливость в распределении риска и выгод Трудно установить критерии справедливости в случае радиационного риска

Механизм социального усиления риска

Психологические факторы многократно усиливались в ходе острой политической борьбы, развернувшейся на рубеже 90-ых годов. Отдельные лица, группы и организации, которые хотели привлечь к себе общественное внимание, с помощью СМИ драматизировали события. Это, в свою очередь, усиливало беспокойство общества и расширяло круг тех, кто считал себя пострадавшим. Работа этого «механизма усиления» имела самые серьезные социальные последствия, определившие на много лет вперед крайне негативное отношение общества к атомной энергетике.

Кто эти люди и организации, которые сыграли активную роль в усилении общественного беспокойства?

Это, в первую очередь, местные власти и политические деятели. Движимые разнообразными мотивами (от желания увеличить компенсации со стороны государства до привлечения общественного внимания к своей личности) эти люди действовали, по-видимому, вполне искренне. Однако слабое понимание предмета, нежелание пользоваться официальной информацией, равно как и сама логика противостояния неизбежно приводила их к драматизации послеаварийной ситуации. Информационные возможности местных властей были высоки, и доверие к ним выше, чем к государству в целом, поэтому воздействие на население оказалось очень серьезным.

Вторая группа, действующая до сих пор, это — общественные организации. Например, проводимые экологическими организациями кампании по сбору средств для отправки детей на отдых из условий умеренного климата средней полосы России на юг — в Крым или на Кубу. Такие акции дают сомнительный эффект как по мотивации сбора средств — все дети поражены радиацией (а это не так), так и по достигаемому профилактическому эффекту (акклиматизация дает большую нагрузку на организм ослабленных детей). Еще один пример — сбор пожертвований на лечение детей с острой лучевой болезнью после Чернобыля (на самом деле ни одного случая ОЛБ у детей не было). Определенную роль сыграли и общественные организации ликвидаторов, склонные, с одной стороны, к сохранению обретенного статуса жертвы и соответствующих компенсаций и пособий, а с другой стороны, к мифологизации своего участия в радиационной аварии. И то и другое требует драматизации ситуации для привлечения сочувствия со стороны общества.

Третья группа — представители культуры. Их вклад ясно виден в начальный период после аварии. Например, по инициативе деятелей культуры стала обсуждаться не только опасность захоронения жертв Чернобыля, но и невозможность захоронения умерших в «зараженную» почву. И первая, и вторая проблемы (за исключением уникальных случаев) лишены смысла, но имеют колоссальный эмоциональный потенциал воздействия. Свойственная литераторам и журналистам подмена профессиональных научных терминов на бытовые понятия также вела к драматизации: радиоактивное загрязнение территории сплошь и рядом заменялось радиоактивным заражением и даже поражением территории.

Развитие рыночных отношений в экономике, приведшее к противостоянию атомной и тепловой энергетики в стране, выявило еще одну группу, включившуюся в драматизацию чернобыльских событий на более поздних этапах, это — организации, использующие альтернативные технологии.

Роль и активность этих групп и лиц была разной на различных фазах после аварии. Общим результатом стало усиление общественного беспокойства и закрепление в общественном сознании самых мрачных и некомпетентных прогнозов как уже свершившихся или неизбежных.
Чернобыль в литературе и искусстве

Событие такого масштаба, как авария на Чернобыльской АЭС, не могло не привлечь к себе внимания журналистов, писателей, художников и других деятелей искусства. Однако в первые годы в условиях фактического запрета на распространение связанной с аварией информации публиковались лишь те статьи допущенных в зону бедствия журналистов, которые отражали официальную точку зрения. Только спустя годы участники событий стали делиться своими воспоминаниями и переживаниями на страницах мемуаров.
Мемуаристика

Мемуарная литература, посвященная аварии на Чернобыльской АЭС, довольно многослойна, и помимо традиционных для мемуаров мотивов многими авторами двигало стремление приоткрыть причины катастрофы, что придавало их воспоминаниям исследовательский характер. Довольно быстро общество осознало, что Чернобыль, «не столько техническая авария, сколько системная катастрофа, понять которую нельзя вне контекста социальных и человеческих факторов». Такое осознание многокрасочной палитрой вылилось на страницы средств массовой информации, что с неизбежностью отразилось и на воспоминаниях очевидцев ликвидации последствий аварии.

Всю появившуюся к настоящему моменту мемуарную литературу хотя и условно, но можно подразделить на 4 пласта:

1. Воспоминания бывших ведомственных руководителей советской номенклатуры, собранные в солидные сборники, чей выход приурочен к юбилеям, а тексты отредактированы в той или иной мере государственной машиной. В подавляющем числе случаев в этих заметках зримо ощутима и самоцензура автора.

Часто в этих мемуарах чувствуется и стремление к очищению, прежде всего, перед собственной совестью, характерное для многих правительственных чиновников, ответственных за принятие решений в первые годы после аварии (при подготовке акта Правительственной комиссии в части причин аварии В. В. Марьин не акцентировал внимание на конструктивных недостатках РБМК).

2. Не менее обширный, но в большинстве своем не столь «нарядный» пласт, описывающий «ужасы Чернобыля». Здесь нередко авторы теряют чувство меры, поскольку, во-первых, ставят своей целью привлечь читателя любой ценой, а во-вторых, часто пытаются замаскировать свою некомпетентность пафосом народных защитников от козней лживой и прогнившей власти.

3. Немногочисленный, но, пожалуй, самый интересный пласт собственно воспоминаний участников событий.

В первых публикациях мемуарного характера еще сохранялась инерция героических будней, когда явно и неявно правительственными структурами поощрялась тема подвига в сложной борьбе со свирепым зверем. Но со временем все более и более стала накапливаться и негативная информация, которая формировала у все большего круга специалистов мнение, что истинная катастрофа Чернобыля связана с ликвидацией последствий аварии. Иными словами, большая часть действий, которые были выполнены после начала аварии, привели в силу их нецелесообразности, неэффективности к существенно большему и экономическому, и социальному ущербу, чем собственно авария. По-видимому, эта тема будет развиваться и дальше, она еще ждет своих трудолюбивых авторов, которые смогут взвешенно и доказательно разложить основные моменты этой грандиозной человеческой трагедии, как говорится, по полочкам.

Наиболее интересны и важны те воспоминания, которые проливают свет на последовательность и характеристику собственно аварии, длившейся не один день, и на способы и методы, применявшиеся тогда для принятия многих важных решений по борьбе с ее последствиями. В таких мемуарах сталкиваются различные точки зрения на одни и те же события, даются диаметрально противоположные оценки действиям руководящих лиц. Кто-то таким образом пытается защитить высказанную, но не принятую тогда к реализации идею.

Любые, пусть и разноречивые точки зрения имеют ценность. В целом ряде случаев именно сумма взглядов позволяет воссоздать непредвзятую картину явления. В действительности же в силу множества причин довольно часто побеждает чья-то одна (нередко недостаточно подкрепленная достоверными фактами) точка зрения, которая впоследствии становится очередным мифом Чернобыля.

В качестве примера приведем воспоминания В. А. Легасова. М. С. Горбачев, разговаривая с ним по телефону, волновался из-за того, что его имя начинают во всем мире трепать в связи с аварией и поднялся массовый психоз. Легасов в ответ «обрисовал положение (а дело было 6 мая): основные выбросы из разрушенного блока прекращены, в настоящее время ситуация контролируется, масштабы загрязнений и зоны, прилегающей к ЧАЭС, и всего мира в целом, нам более или менее понятны…» [Легасов, 1996]. Между тем, и масштабы загрязнений, и количества выброшенных радионуклидов, и продолжительность самих выбросов еще долгие годы оставались весьма неопределенными (и в настоящее время нет единой точки зрения по всем этим вопросам). Но у значительной части научной общественности в силу высокого доверия к авторитету академика Легасова сформировалось устойчивое представление о том, что уже в начале мая физики во многом разобрались, и фундамент знаний для многих последующих исследований достаточно тверд.

4. И самый пока незаполненный класс — это аналитическая литература, пытающаяся дать более глубокое объяснение причинам аварии и последующим действиям по ликвидации ее последствий, а также с выводами, вынесенными из главного профессионального испытания.

Мемуарный жанр тесно переплетен у одних с публицистикой, у других с научной работой, принимая формы научного трактата, но есть и литература, которая носит более интимный характер. Пожалуй, наиболее литературны и мудры записки А. А. Борового «Мой Чернобыль». Они спокойны, неторопливы, инженерны и в то же время художественны [Боровой, 1996]. О чем они? О жизни. Неповторимой для каждого человека и для каждого мгновения и в тоже время такой знакомой каждому из нас. Эта жизнь проходит на фоне всколыхнувшей весь мир катастрофы. Для автора и его коллег место работы — «Саркофаг». Ядерный привкус почти в каждом лоскутном сюжете. Характеры, люди, события и властители — обо всем рассказано искренне и интересно.

Подкупает своей искренностью небольшая по объему, но очень эмоциональная повесть-рассказ Сергея Скляра «Чернобыль глазами киевлянина» [Скляр, 1989]. Автор почти с научной скрупулезностью исследует процессы роста обеспокоенности, тревоги, безысходности и паники в многомиллионном городе, спровоцированные, мягко говоря, непродуманной информационной политикой государства. Книга пропитана обидой и болью за собственное государство, так пренебрежительно мало и неумело заботящееся о своих гражданах и не умеющее извлекать пользу из горьких уроков собственной истории.

Из той же серии воспоминаний произведение А. В. Аханова «Лаванда. Из дневника ликвидатора» [Аханов, 1996]. Примечателен эпиграф к одной из десяти глав повести, содержащий высказывание фельдмаршала К. фон Гетцендорфа «Солдатам все равно подыхать», который, по мнению автора, отражает и отношение советских, прежде всего военных, властей к своему народу. Довольно ярко описаны «прелести» казенно-бюрократической машины, формировавшей жизнь призванных на специальные военные сборы граждан, прозванных «партизанами», а позднее «ликвидаторами». Описывается период работы со второй половины мая до середины июля 1986 г., деятельность по дезактивации ближней зоны и промплощадки, а также борьба с торфяными пожарами.

Совершенно ясно, что многие мемуары непосредственных участников событий, тем более руководителей, не могли быть беспристрастными. Однако будем благодарны им даже за намерение изложить обществу свои свидетельства, свое видение событий. История, возможно, сумеет выявить правых и виноватых. Будем терпимы и к журналистам, вынужденным порою идти на поводу мелких страстей, но собравшим для нас свидетельства тех, кто сам не мог или не очень готов был к публичным высказываниям. Выскажем лишь сожаление о том, что беспристрастного анализа действий десятков ведомств и всего правительства в целом по ликвидации аварии и ее последствий за прошедшие годы наше общество так и не дождалось ни от руководителей бывших и нынешних, ни от маститых писателей, которые на Руси традиционно медленно раскачиваются, ни от ученых, все понимающих, но умеющих молчать. Видимо, не пришло еще время…

Художественная литература

По горячим следам чернобыльской трагедии вышли лишь два значительных художественных произведения — пьеса В. С. Губарева «Саркофаг» и его роман «Зарево над Припятью». Пьеса была с интересом встречена читателями и зрителями и в то же время подвергнута резкой официальной критике, в том числе — со стороны многих ученых и врачей, принимавших участие в ликвидации последствий аварии.

Уже тогда выявилось существенное противоречие между позициями ученых и деятелей искусства: первые, располагая информацией и знаниями проблемы, пытались уберечь не затронутое аварией население от психических стрессов, которые могли возникнуть из-за поспешных некомпетентных публикаций. Вторые, не будучи специалистами и владея отдельными фактами, стремились привлечь внимание как можно большего числа людей к опасности, ужас которой они сами ощутили, а размеры не могли четко оценить.

Для писателя Чернобыль — это прежде всего событие, которое поставило людей перед критическим выбором, в свете которого видно, кто на что годится. Трусость, карьеризм и пренебрежение человеческими жизнями одних и подлинный героизм и самопожертвование других. Это ли не тема для произведений искусства!

В экстремальных условиях проявляются те черты личности, которые не были заметны в обычной жизни. Если подобных условий нет, автор их выдумывает. Если эти обстоятельства взяты из реальной жизни, автор склонен их преувеличивать, чтобы черты его героев проявились еще более рельефно.

Вот что пишет об этом Светлана Алексиевич, автор пронзительной документальной повести «Чернобыльская молитва»: «Меня интересовало не само событие: что случилось в ту ночь на станции и кто виноват, какие принимались решения, сколько тонн песка и бетона понадобилось, чтобы соорудить саркофаг над дьявольской дырой, а ощущения, чувства людей, прикоснувшихся к неведомому. К тайне. Чернобыль — тайна, которую нам еще предстоит разгадать».

Вполне естественно, что, создавая свои произведения, писатели первого постчернобыльского десятилетия оставались в пределах общепринятого понимания, а вернее сказать, непонимания радиационной опасности для человека. Их преувеличения не казались читателям фантастическими, напротив, наряду со слухами они вносили новые краски в чернобыльские страхи. Дотошные в раскапывании секретных протоколов ЦК КПСС, демонстрирующих растерянность, некомпетентность и цинизм властей предержащих, представители писательского цеха по тем или иным причинам не стали досконально разбираться в степени реальной опасности радиации. В общем-то, не их это задача, но объективно их некомпетентность способствовала запугиванию населения и нагнетанию «радиационного психоза».

Если бы общество в целом имело более адекватное представление о радиационном риске и было своевременно проинформировано о происшедшем, если бы каждый мог вполне определенно представить себе, какой опасности он подвергается и каковы могут быть последствия, художественные произведения о Чернобыле, наверное, были бы другими. Главным в них, наверное, была бы мысль о чудовищной силе современных технологий и о необходимой осторожности в обращении с ними.

В последние годы «чернобыльская» художественная литература мало пополняется. Темы, поднятые в первые годы, уже практически исчерпаны. Страх и ужас перед катастрофой планетарного масштаба, которой выписан Чернобыль в произведениях С. Алексиевич, уже достиг предельных масштабов. Сейчас вряд ли можно найти специфические радиационные проблемы, позволяющие глубже исследовать человеческие характеры. Боль и скорбь выплеснута полной мерой. Возможно, новые темы появятся в будущем, но для обобщения и переосмысления всей чернобыльской истории потребуется время и, наверно, немалое…

Еще одно проявление «чернобыльского» искусства — стихи и песни ликвидаторов. Пережитое в Чернобыле оставило в душе многих из них глубокий эмоциональный след, в первые годы после аварии ликвидаторы оставались довольно сплоченной социальной группой, со своими воспоминаниям и общими интересами. По своему настрою и стилистике песни чернобыльцев во многом близки к тем, что поют воины-афганцы, разница в том, что в Афганистане враг был известен и опасности узнаваемы, в случае Чернобыля опасность была неосязаема, и откуда она грозит, в первое время никто не знал наверняка.
Литература:
Алексиевич Светлана. Чернобыльская молитва. — Дружба народов, 1997. — № 1.
Аханов А. Черная лаванда: Документальная повесть. — Тюмень, 1997.
Гейл Р., Хозер Т. Наследие Чернобыля. Последнее предупреждение. — Москва: Соваминко, 1990.
Губарев В. С. Ядерный век. Чернобыль. — Москва: Агетство «Некос». 1996. — 445 с.
Губарев В. С. Саркофаг. //Журнал Знамя . — № 9. — 1986.
Губарев В. Зарево над Припятью. — Москва: Молодая гвардия, 1987. — 239 с.
Ковалевская Л. Чернобыль <ДСП>. — Киев: Абрис. 1995. — 328 с.
Медведев Григорий. Чернобыльская хроника. — Москва: Современник. 1989. — 240 с.
Пыжов В. Железное чернобыльское братство: Стихи. — Тула: ТППО, 1995.
Саркофаг: Сборник стихов. Малоярославец: ГП Малоярославецкая типография , 1997.
Черная быль: Сборник. — Омское книжное издательство, 1996.
Чернобыль: Дайджест 1994-1995. — Минск, 1996. — 275 с.
Ярошинская А. А. Чернобыль. Совершенно секретно. — Москва: Другие берега, 1992. — 576 с.

Изобразительное искусство

В общих чертах сказанное можно отнести и к изобразительному искусству. На тему Чернобыля рисовали взрослые и дети, те, кто так или иначе сопричастен самому событию, и те, кто знает о нем только понаслышке. На рисунках, картинах и плакатах зримо встает тот гипертрофированный образ Чернобыля, который глубоко укоренился в общественном сознании: смертельная опасность радиации для современников и угроза всему живому в будущем, поломанные судьбы, лишения и тяготы жизни пострадавшего населения.
Анекдоты

Тема Чернобыля не обошлась без внимания любителей острого слова. Страх перед радиацией, который, безусловно, силен в обществе, нашел в анекдотах своеобразный выход. Пищу для анекдотов давало также недоверие к официальным сообщениям.

Однако «чернобыльских» анекдотов, в общем-то, не очень много, а действительно смешных — мало. Отчасти наверное, дело в том, что Чернобыльская авария оказалась слишком масштабным и слишком трагическим событием. Отчасти, в том, что через несколько лет появились более актуальные темы.

В основном анекдоты построены на типичных стереотипах массового сознания: смертельная опасность радиации как таковой, независимо от дозы; помимо скорого летального исхода людям грозят облысение, невозможность иметь потомство или возникновение массовых уродств в следующих поколениях.

Приведем несколько примеров.
Темы анекдотов Текст анекдота
Медицинские последствия облучения — Колобок, а колобок, ты куда катишься?
— Я не колобок! Я чернобыльский ежик!

***
Три стадии лучевой болезни: первая — выпадение волос, вторая — покраснение кожи, третья — не растет трава на могиле…

***
ХХI век. Медленно догорает солнце. Дедушка с внуком стоит на краю обрыва. Их темные силуэты живописно смотрятся на фоне полыхающего неба. Внук спрашивает:
— А правда, дедушка, здесь раньше была АЭС?
Дедушка:
— Правда, внучек… и гладит его по голове.
Внучек:
— А правда что она взорвалась?…
Дедушка:
— Правда… и гладит его по другой голове.
Черный юмор Разработан новый экскурсионный маршрут: Киев — Чернобыль — Берковцы. Экскурсии проводит бюро ритуальных услуг.

***
На базаре бабка продает яблоки, на них табличка — «чернобыльские».
Какой-то умный человек проходя мимо замечает:
— Слышь, бабка, дык, наверное, твои яблоки никто и не покупает.
Зачем ты эту табличку поставила?
— Как это не берут? Еще и как берут! Кто для жены, кто для тещи…

***
— Что нужно делать при атомном взрыве?
— Нужно завернуться в простыню и медленно ползти на кладбище.

***
Когда на Земле наконец закончилась третья мировая война и рассеялось радиоактивное облако, к последнему чудом уцелевшему человеку подходит обезьяна, бьет его дубиной по башке и спрашивает:
— Ну что, гомо сапиенс? Начнем все сначала?

***
Новый флаг Украины после Чернобыля: красная, белая и черная полосы. Красная — цвет вина, белая — цвет крови, черная — цвет юмора.
Интим По соображениям нравственности тексты анекдотов не приводятся. Часто обыгрываются слова: «радиоактивный — активный», а также негативное влияние радиации на физическую способность мужчин любить противоположный пол.
Недоверие к властям Чернобыль. Сводка по радио:
— В течение последних суток уровень радиации продолжал устойчиво снижаться, пересек ноль и свалился в отрицательные числа…

***
Сообщение по советскому радио: «Чернобыльские яблоки есть можно, надо только поглубже закапывать огрызки»
Радиация и продукты питания Стоит бабулька на базаре, торгует помидорами. Большая табличка: «ПОМИДОРЫ ИЗ ЧЕРНОБЫЛЯ». Подходит покупатель:
— Да ты что? Не возьмет же никто!
— Бярут, милок, бярут. Кто для тещи, кто для зятя…

***
— Можно ли есть чернобыльские яблоки?
— Можно, но огрызки надо в землю поглубже закапывать.

***
В Госдуме обсуждают проблемы Чернобыля.
— Как нам использовать пустующие земли?
— Злаковые сеять нельзя — радиация!
— Корнеплоды — тоже…
— А давайте засеем все табаком, а на пачках напишем: «Минздрав в последний раз предупреждает…»
Игра слов Что такое «радионяня»? Это бабушка из Чернобыля.

***
На четвертом энергоблоке установлен плакат с надписью: «Отсель грозить мы будем шведу». Подпись: «А ЭС Пушкин».
Просто юмор Разговаривают двое. Первый:
— Знаешь, на состояние моего здоровья влияет Нептун — я родился под его знаком.
— А на мое — уран.
— Ты что, родился под его знаком?
— Нет, я работал на 4-м блоке ЧАЭС.

***
Стоит бабулька на базаре, торгует помидорами. Большая табличка: «ПОМИДОРЫ ИЗ ЧЕРНОБЫЛЯ». Подходит покупатель:
— Да ты что? Не возьмет же никто!
— Бярут, милок, бярут. Кто для тещи, кто для зятя…