Алексей Алёхна "Турист" "Нулевой шаг"

Рассказ Победитель второго литературного конкурса портала "Берег Литературы и критики (БЛИК) - Место действия Зона.
В втором конкурсе тему для рассказов представляет писатель (и просто хороший человек) Алексей Гравицкий (Официальный сайт), известный вам, в первую очередь, по роману "В зоне тумана" серия S.T.A.L.K.E.R.
Тема: "366".
Пояснение: в году 365 дней. На 366-ой день сталкер ровно год топчет Зону. Для кого-то это дата, для кого-то нет. Кто-то вообще не обращает на такие вещи внимания. Для кого-то этот день может стать праздником. Для кого-то этот день может быть последним. Но, так или иначе год в Зоне это кое-что значит. Вот пусть этот год в Зоне и станет темой для рассказов конкурса.
Для раскрытия темы недостаточно простого упоминания или многократного повторения фразы о том, что герой год в Зоне. Этот факт может быть озвучен в тексте всего один раз, но он должен играть либо на идею рассказа, либо стать сюжетообразующим фактором.

Дождь шел вторые сутки. Промозглый, пробирающий до костей, давящий на уши своим мерным шипением, кутающий все своей серой пеленой. Дождь Зоны. Хорошая погода для вылазки. Подходящая.
Мы лежали в кустах на раскисшей земле, напитавшейся льющейся с небес влагой. В десятке метров от нас изгибалось разбитое асфальтовое полотно дороги, по которой в скором времени должен был проследовать утренний конвой. Соваться раньше того, как пройдут солдаты, не стоило – на той стороне дороги густое скопление аномалий, и быстро скрыться с глаз не получится. Мы ждали. Я и моя горе-напарница. И дернуло же меня! Пойти в ходку с бабой. Да еще с новичком. Тяжеленный рюкзак, наверное, легче волочь, чем эту. Я скосил взгляд в сторону вытянувшей шею в попытке что-либо рассмотреть девушки.
Аккуратные ушки, острый носик, выразительные пухлые губки, румянец на перепачканных щеках. От нее так и разит свежестью и молодостью. Такой бы соплякам головы кружить, да сердца разбивать там, на большой земле. Нет же сюда, в Зону подалась! Лежит вон, как ни в чем не бывало, тянет совою любопытную головку, как улитка из панциря. Знать все хочет. Опыта ей поднабраться, видишь ли, надо. Ты мой опыт надолго запомнишь!
- Да пригнись же! – я с силой прижал любопытное личико к мокрой земле и придержал. Девчонка зло зашипела и, извиваясь как змея, попыталась кулачком колотить меня по спине.
- Пусти, гад, больно же, - скрежетала зубами напарница, стараясь ткнуть ручонкой побольнее.
- А иначе, что?! Лучше замолчи, дура, не зли меня, – наклонившись к самому ее лицу, с ненавистью процедил я и, надавив напоследок посильнее, наконец, отпустил свою трепыхающуюся жертву. Резко одернувшись, пыхтя и отфыркиваясь, девчонка подняла пышущие праведным гневом глаза. К раскрасневшемуся лицу прилипли пожухлые травинки и еще какой-то мелкий сор. Из-под смешной шапки цвета хаки, выбились растрепавшиеся светлые волосы. Я криво ухмыльнулся. Взгляд, которым она меня полосовала, пришелся бы в пору какой-нибудь богине справедливости. Только меня этим не проймешь. Видал я ее, справедливость эту. А сама, смотри ты, молодец. Не вскочила, как все бабы. Истерику не закатила. Значит, есть уже понимание какое-то.
- Ты на меня не зыркай, глазьями-то своими. Надо будет, так и еще раз ткну, - зло огрызнулся я. - Все, салочки кончились. Без моего дозвола чтоб не высовывалась больше, усекла?
Я напряженно смотрел на нее: поняла или нет? Дошло ли до нее что-то? Лицо бунтарки еще полыхало непобежденной правотой, но жадно раздувающиеся ноздри начали успокаиваться. Взгляд понемногу смягчался. Наконец, тяжело вздохнув, девушка, красноречиво демонстрируя свою обиду, опустилась в пожухлую траву. Нет, ну что за существа – эти женщины. Обязательно надо сделать кого-то виноватым, вместо того, что бы признать свою ошибку. Я презрительно фыркнул.
- Не услышал ответа!
- Да поняла я! Только давай без рук, идет? – недовольно пробурчала девчонка.
- Не угадала, подруга. Хотела подучиться, так что ж? Надо было другого учителя выбирать. У меня метода такая: науку с тумаками вколачивать. Теперь не хнычь, - я глянул на часы. Пол-одиннадцатого. Значит, скоро уже конвой пожалует.
- Все, утихла и в траву носом, чтоб не видать тебя было. Перья чистить потом будешь. Поднимешься, когда скажу, - начав было обтирать лицо, девушка одернула руку и послушно прижалась к земле. Я криво улыбнулся.
- Молодец, подруга. Умирать мы не здесь станем… - еле слышно прошептал я и сконцентрировал внимание на дороге, из-за поворота которой вот-вот должен был показаться первый кирзовый сапог конвоя.
Дождь продолжал свою хмурую песню, навевая дремоту. В такую погоду приятно сидеть дома. В кресле-качалке да с кружкой кофе, хорошо заправленного коньячком. Чтоб не разобрать: коньяк это все-таки, или кофе. Хорошо бы еще, чтоб каминчик какой потрескивал головешками. Да хозяйку поспрытней! И откуда только весь этот «слюнявый» бред у меня в голове нарисовался? Отродясь ничего подобного не видывал. В детстве далеком? Так не бывает у детдомовцев ни кресел-качалок, ни каминов. Только койко-место, перетянутое провисшей сеткой-рабицей, да матрац с клопами. Вот и вся романтика домашнего уюта. А после… Да что уж тут после-то! Аферы, махинации, постоянные бега. И ладно бы разжился деньжатами на каминчик с коньячком – так нет, на кусок хлеба только и хватало, пусть и лежал на нем толстый слой масла. В кино каком видел, что ли? Но идея все-таки хороша! И ключик, главное, подходящий найден. Вот он, ключик мой золотой от театра волшебного. Отмычка моя. Лежит себе, послушно землю нюхает. Главное не повредить, не поломать до срока. Целехонькой довести до места. А то, что девчонка? Так что ж, сама напросилась. Даже горы золотые, как обычно, обещать не пришлось. Только дойдем вот, до грота с «компасом». И откроет мне отмычечка эта дверку к дому теплому, да к чашке кофе заветной. С хозяйкой, на формы пышной, да румяной. Ага, а вот и служивые пожаловали…
Три силуэта медленно выплывали из пелены дождя, понемногу впитывая в себя блеклые краски окружающего пейзажа. Слева щупленький, неказистый – сразу видно желторотый еще. Не по размеру великий бронежилет нелепо смотрится на нем, свисая чуть ли не до колен. Каска под ремешок смешно съехала на брови. Боязливо озирается. Вон, как в автомат вцепился. Так, посередке, похоже старший. Держится вальяжно, каска болтается на локте, руки расслабленно отдыхают на автомате. Что ты! Аксакалом, небось, себя мнит. Ну и третий. Прихвостень, что-то разгорячено рассказывает тому, что посередине, оживленно машет руками. Заискивает и лебезит. Ну да, старшему ведь это нравится. Аксакал манерно кивает и криво скалится в ответ.
- Нет, ты представляешь? Вот такущая химера! И этот крендель утверждает, что он ее с одного рожка из «Абакана» уложил! Вот трепло! – я, наконец, смог разобрать обрывок пламенной речи, до этого скомканной дождем. Тот, что посередине хохотнул, хотя правильнее бы было сказать всхрюкнул – странный какой-то смех у него, мерзкий.
- Малой, а ты что не смеешься, все портки обдул что ли? – рассказчик, оббежав старшего сзади, хлопнул желторотого по плечу. Неказистый солдат, который в это время отвлеченно пялился на виды Зоны отчуждения, вздрогнул от неожиданности. Шутник забористо расхохотался, старший поддержал его отвратительным хрюканьем.
Да, компания еще та. Клоуны, а не солдаты. Я, затаив дыхание, наблюдал, как горе-отряд шествует мимо. Один раз мне даже показалось, что щуплый встретился со мной взглядом. Все внутри замерло и напряглось в ожидании, но тот поспешно отвел глаза. А может мне только показалось. Наконец, голоса троицы смолкли, растворившись в серой пелене монотонного дождя. Я легонько толкнул отмычку.
Спутница на удивление резво подняла голову и кивком спросила: ушли мол? Голубые глаза взирали на меня со щенячьей преданностью. Хороша все-таки. Мог бы выйти из нее толк. Быстро учится. Вот только на тебя, милочка, у меня другие планы.
- Ушли, теперь за мной. След в след, - медленно, негромко, давая понять значимость ситуации, произнес я и, раздвигая руками ветки, принялся выбираться из кустов. Затекшие члены покалывало миллионом иголок, но это ничего, бывало и хуже. Гораздо хуже. Выбравшись из кустов, пригнувшись к земле, осмотрелся. Вроде бы чисто. Обернувшись назад, сделал девчонке жест рукой следовать за мной. Та ответила кивком. Нет, хороша все-таки у меня отмычка. Зря я так кипятился сначала.
Дорогу в Зоне пересечь, это вам не шутки. Это как под мамкиными окнами с сигаретой маячить. Может, заметит, а может и нет. Вот поэтому я и выбрал этот крутой поворот. Здесь шансы, что, вдруг обернувшись, кто-то из конвоя тебя обнаружит, практически равны нулю.
Оказавшись на другой стороне и прошагав с десяток метров, я остановился и с неохотой посмотрел вперед. Гиблое здесь место. Скопище аномалий. Одна на другой и третьей погоняет. Сколько наших тут полегло. Хотя кто они, эти самые наши? Сталкеры? Никогда не считал себя одним из них. Я волк в этом загнанном стаде овец. Нет, скорее пастух, который, подстригая шерсть, решает: кого под нож пустить, кого откормить еще следует, а кого и волкам отдать не жалко. Я широко улыбнулся своему умозаключению и, наверное, поэтому, глянув на девчонку, встретился с ее непонимающим взглядом.
- Сегодня праздник у девчат, сегодня будут танцы! Готова? – игривая ухмылка вершителя судеб растеклась по моей физиономии.
- Ты это о чем? – отмычка недоверчиво отшатнулась в сторону.
- А вот о чем, - движением глаз я указал на предмет своей иронии. Девчонка опасливо глянула в предложенную сторону.
Поистине завораживающее зрелище – аномалии в дождь. Особенно - столько и в одном месте. Капли воды, не долетая до земли, устремляются слиться в потоки, разлететься пышными зонтами салютов, закружиться на необъяснимых каруселях, или вовсе слиться в один плотный комок, парящий между небом и землей. Спутница даже приоткрыла рот в изумлении, в глазах застыл неподдельный восторг.
- Красиво? – все еще улыбаясь, спросил я.
- Просто жуть, - не отрываясь от зрелища, произнесла девушка.
- Запомни, настолько красива может быть только смерть, - улыбка сползла с моего лица, стоило мне только вспомнить на что способен этот аттракцион.
- Это как? – девчонка с недоумевающим видом глянула на меня.
- Скоро поймешь, - выдохнул я и сделал шаг вперед. – За мной. В спину мне дышишь, поняла?
Сколько ходил здесь, а все равно: каждый раз как первый. И вроде вот она, тропка заветная, такой ценой протоптанная, но только дрожь в руках не проходит, и нервы заходятся. Ловушки образовали здесь узкий петляющий коридор. В дождь он хорошо виден – сами-то они себя, аномалии треклятые, выдают, закручивая, сплетая и разбрасывая капли воды. Только не забуду я ту ночь, что провести мне здесь пришлось, от служивых скрываясь. Вот с тех пор озноб меня и пробирает, при виде этого коридора. Как выбрался тогда – толком и не вспомню. С неделю заикался. Нервно проведя пересохшим языком по небу, я сосредоточился на маршруте. Пусти новичка – ни за что не пройдет. Тут тонкость нужна, как с востоком. Взять воронку – граница чувствительности у нее гораздо дальше, чем гравитационная составляющая. Чуть ближе подойди – почувствует и начнет раскручиваться, а тут уж и гравитация за дело возьмется. Я забирал сколько можно влево, прижимаясь к дремлющему разряднику. По взмокшей от напряжения спине пробежал холодок. Мерзкий, липкий, неприятный. Меня передернуло. Казалось, даже воздух здесь напряжен и готов заискрить. Гудение, шипение, бульканье и еще не разобрать какие звуки, издаваемые несколькими десятками аномалий, закладывали уши.
После тридцати метров осторожного продвижения стало понятно, что дальше идти нельзя. Коридор сужался настолько, что, даже протискиваясь в одиночку, шансы оставались примерно пятьдесят на пятьдесят. А в Зоне это практически ничего. Двигаться назад тоже было не с руки. Разминуться с отмычкой, чтобы стать в голове группы и просто вывести из этого проклятого коридора станет возможным только метров через десять. А значит на эти десять метров свою драгоценную жизнь придется доверить своенравной соплячке, которая пойдет впереди. И даже если мы все-таки выберемся назад, то новый лаз в этой непроходимой стене аномалий удастся найти нескоро. Ситуация вырисовывалась патовой. Тоскливо заныло в груди, я устало прикрыл глаза. В который раз этот мир пытался отобрать у меня мое будущее, мою мечту. И на этот раз, похоже, он решил прихватить и меня самого.
- Нет уж, не дамся… - чуть слышно прошептал я, открывая глаза. – Руку давай! Сейчас начнутся танцы…
Моя рука ощутила теплое прикосновение нежной женской ладони. Что-то дрогнуло внутри, почему-то захотелось обернуться и заглянуть ей в глаза. Неожиданно для себя я почувствовал, как тепло исходящее от ладони той, что доверяет мне сейчас больше чем самой себе, сладостным потоком растекается по моему телу, заставляя сердце биться чаще. В голове снова замаячила мысль бросить эту глупую затею и вернуться назад. Вот еще! Не хватало! И в дураках остаться в который раз? И что дальше? Так и гнить в этой помойке, переполненной крысами и падалью?! Нет, дудки! Свой кусок я хоть зубами, но вырву! Злость придала уверенности, и я сильно сжал руку отмычки.
- За мной, бегом!
Решение бежать по сужающемуся коридору было не просто авантюрным, это было чистое самоубийство. Но в тот момент ярость кровавой пеленой застилала мои глаза. Я ненавидел этот мир, который с самого начала только и делает, что пытается втоптать меня в грязь, людей вцелом с их жаждой наживы ради набитого плотно брюха, себя, за секундную слабость, за попытку свернуть с намеченного пути. Я рванул с места так, что, наверное, вывихнул девчонке руку, но это сейчас не значило ровным счетом ничего. Вся моя жизнь, все, к чему я стремился, все, к чему я шел эти годы, все это уложилось в десять метров. Десять метров отчаянного рывка.
Вокруг началось настоящее светопреставление. Раскручивались обеспокоенные воронки, ухали разряжающиеся гравиконцентраты, и еще черт знает что. Одна аномалия будила другую. Я бежал через этот хаос, буквально таща за собой свою отмычку. Девчонка только чудом держалась на ногах, но уже на выходе то ли самообладание, то ли силы покинули ее. Она споткнулась. Меня дернуло назад. Я взревел от натуги и отчаянья. Без нее мне не пройти. Некому будет открыть путь к заветному «компасу». В мозгу гудел колокол: Тащить! Не бросать! Но у воронки на этот счет были свои планы. Быстро набирая силу, она вытягивала алчное жерло смерча высоко в небо.
Старые ботинки разъезжались в стороны, оставляя борозды. Я упирался, как мог. Соленые капли пота резали глаза. Обмякшее женское тело немного приподнялось над землей, указывая собой направление к жадной до плоти аномалии. От подошв напарницы то и дело отрывались прилипшие куски грязи и устремлялись к ловушке, закручиваясь по ее смертельной спирали и поднимаясь по ней высоко вверх. Напряжение достигло своего предела, силы истекали, и мне показалось, что вот-вот разожмутся сжимающие руку девчонки пальцы. И тут высоко над головой что-то хлопнуло. Увлекая за собой напарницу, я повалился на траву. Долго лежал, глядя в расползающиеся тучи, жадно, как рыба на берегу, хватая ртом воздух. И не мог надышаться. Последние крупные капли дождя разбивались о мое измученное тело, барабанили по лицу, намекая на то, что все-таки я уцелел. Усталые веки опустились на глаза.
- Филин, живой?! Отвечай же! – истерический женский вопль, скрепленный пощечиной, заставил прийти в себя.
- Ты чего орешь?! Сколько времени прошло? – приходя в себя, я приподнялся на локтях. Девчонка сидела рядом, ее перепачканное личико светилось радостью. – Что скалишься?! Отвечай, давай.
- Живой! Ну, слава! А я уж было подумала, что ты - все! Мне так страшно стало одной остаться. Слушай, а что это было? Как мы выбрались? Ты меня тащил? Я не помню, чем закончилось? Это аномалии были да? – отмычка затараторила как одержимая, выливая свое нервное напряжение на мою неокрепшую голову.
- Угомонись, и отвечай на вопрос! – рявкнул я, усаживаясь.
- Так я что? Я ж не знаю! Сама только очухалась, не сообразила сразу – думала, ты умер. Часы-то у тебя. Вот ты и посмотри…
Девчонка не успела договорить и схватилась ладошкой за ушибленное место. Пощечина в таких случаях всегда хорошо приводит мысли в порядок. Отмычка удивленно смотрела на меня.
- Да не глазей так! Шок у тебя, вот и несешь чушь всякую. Зато теперь я знаю, как звать тебя буду, - улыбаясь, я потянулся и принялся подниматься.
- И как же? – все еще не отрывая руки от лица, но уже спокойней поинтересовалась напарница.
- Язвой, - широко улыбаясь, поправив шлейку автомата на плече, поведал я и легонько попрыгал, позволяя затасканному рюкзаку удобнее устроиться за плечами.
- Как, Язвой? Мне не нра…
- А здесь, милочка, не ты выбираешь себе имя, а оно тебя! Все, подъем! – перебив отмычку на полуслове, отрезал я и отвернулся.
За спиной послышалась возня и недовольное ворчание по поводу совершенно неподходящего имени. Я не обращал на это никакого внимания. Передо мной простиралась равнина, пробраться в которую смог пока только я. Защищенная от проникновения стеной из аномалий, утыканная одинокими мертвыми тополями, с сухой травой по пояс, с высокими холмами почти у самой ее границы, за которыми начинался исковерканный мутациями лес. Скорее всего, когда-то эти земли возделывались, но теперь здесь царило запустение. Только обшарпанные, полуразрушенные здания былой фермы, проржавевшие трактор и остов грузовика рядом с ней, намекали на былое присутствие здесь человека.
Блаженная улыбка растеклась по моему лицу. Все было предельно просто, как никогда. Отмычка цела, маршрут проверен еще в прошлый раз. Надо было только добраться до холмов засветло. А уж там, у подножия одного из них меня поджидал найденный грот, с дорогущим «компасом» внутри. С артефактом, деньги, вырученные от продажи которого, способны исполнить любые мечты. Единственным препятствием на пути к цели оставалось местное зверье. В основном плоти, кабаны да собаки. Но это уже было так, семечки.
- Готова? – я обернулся.
- Готова! - девчонка бодро шагнула вперед.
- Э нет, Язвочка, первым пойду я. Ты следом, и головкой своей по сторонам вертеть не забывай. Зверье тут шибко голодное, - не став слушать очередное пыхтение о том, как ей не идет это имя, я двинулся вперед.
Первое время шли молча. Отмычка не проронила ни слова. Быть может, любуясь пейзажами, а может, обдумывая произошедшие события, делая свои какие-то выводы. Но вскоре ее прорвало. Чисто по-женски.
- Филин, а можно мне другое имя? – послышалось нытье из-за спины. Я хмыкнул.
- И какое же, например?
- Ну, я не знаю. Другое. Красивое какое-нибудь, - голос за спиной немного оживился.
- Так ты предложи что-нибудь, - задумчиво произнес я, вглядываясь в подозрительный куст неподалеку.
- Вишня! Как тебе? – девчонка быстро догнала меня и, улыбаясь, заглядывала в лицо.
- Никак. Место свое займи, а еще раз сунешься вперед – отгребешь как следует, - куст не оправдал подозрений и мой взгляд снова вернулся к маршруту. Отмычка, пыхтя и дуя губки, вернулась назад.
- А у тебя другие варианты есть? – снова обиженный голос из-за спины.
- Ведьма, Гадюка, продолжать? – я откровенно злорадствовал.
- Нет, уж лучше Язва.
До фермы, располагавшейся недалеко от заветных холмов, добрались без особых приключений. Пару раз маячили вдали из высокой травы кабаньи загривки, но расстояние было достаточно большим для того, чтоб мутанты нас не заметили. Пред нами угрюмо сутулились три здания заброшенного телятника и маленькая административная постройка.
Странное это зрелище – покинутые людьми места. Сколько видывал по стране брошенных хозяйств и деревень, а здесь, в Зоне, они кажутся особенными. Будто лежит на них незримый штамп поломанных судеб, с оттенком тоски о несбывшихся мечтах и приторно горьким запахом утраты. И вот ты не видишь глазами его, но ощущаешь сердцем. Боль людей, вынужденных покинуть насиженные места, словно аккумулируется в каждом куске шифера, лежащем под ногами, в каждом разбитом стекле, в каждой покосившейся двери. Вот и моя спутница, насупив бровки, с блестящими от слез глазами выглядывала из-за плеча. Тоже, видно, почувствовала.
- Отставить сопли! – я гаркнул так, что девчонка вздрогнула. - Надо собрать что-нибудь для костра. Доски, палки, все что найдем. Вперед. Ночь скоро.
- Так как можно-то? Тут же люди… - начала было раскисшая отмычка.
- Тогда представь, как ночью, в темноте, к тебе спящей подбирается слепой пес и, набросившись, перегрызает сонную артерию. А потом, пока твой мозг умирает, а ты, хрипя и булькая, держишься за развороченное горло… - заканчивать фразу не пришлось. Язва, усиленно кивая и хлопая округлившимися глазами, кинулась собирать разбросанные стройматериалы. Хорошая отмычка, понятливая.
Вздохнув, я устало поплелся следом. Взгляд мой блуждал по сторонам в поисках хоть какого-нибудь куска дерева, и я прозевал момент, когда девчонка юркнула за угол постройки, пропав из моего поля зрения. Но через пару секунд появилась снова. Язва пятилась назад, крепко сжимая охапку собранных досок. За ней шел, оскалив пасть и низко пригибая голову к земле, матерый слепой пес. Накаркал…
Автомат послушно соскользнул с плеча, ложась в руки. Действовать надо было наверняка, и я прицелился. Только бы не загубила псина мне отмычку.
Беги! – крикнул я и дал короткую очередь.
Брызги земли, вышибаемой ударами пуль, разлетелись в стороны. Промазал! Язва поняла меня правильно и, разжав сомкнутые на досках руки, кинулась бежать. Наверное, именно они ее и спасли. Пес, сделавший за долю секунды до этого расчетливый прыжок, врезался в веер рассыпаемых пиломатериалов и, отклонившись от траектории, рухнул на землю. Я перевел прицел и снова нажал на спуск, мутант судорожно задергал лапами и так и остался лежать на земле, подвывая. Девчонка бежала ко мне, а из-за треклятого угла уже доносился рык спешащих на помощь товарищу псов.
Короткая перестрелка принесла еще одного раненого и трех пригвожденных к земле тварей. Все стихло, только недобитые псы жалобно поскуливали. Язва, испуганно, по-детски выглядывала из-за моей спины. А ведь чуть-чуть оставалось. Зазевался. Порвали бы девку песики и что тогда? Все даром? Соберись, Филин! Нельзя позволить одной мелочи, одной недосмотренной детали испортить, растоптать и вогнать в пыль столько стараний.
Добив раненых мутантов и подобрав разбросанную охапку досок, добавив в нее еще несколько, отправились в путь. Язва поначалу хлюпала носом, а потом и вовсе замкнулась в себе и уныло плелась позади. Мне нечего было ей сказать. Да и незачем.
До холмов добрались аккурат вовремя – на закате. Подыскав удобное для ночлега место и скинув опостылевший рюкзак на землю, я принялся разводить небольшой костерок. Девушка устало опустилась рядом и уселась, обняв поджатые колени руками. Порыскав в пожитках, извлек пару банок тушенки.
- Будешь? – я кивком предложил спутнице одну банку, та отрицательно покачала головой.
- Ну как хочешь, - пробурчал я и принялся прилаживать банку над разгорающимся костром. Жадный огонек осторожно лизнул жестянку консервы и, видимо, распробовав, утроил усилия.
Хорошее это время. Время привала. Особенно, когда есть собеседник. Слова они ведь как лекарство. Вроде и нет в них ничего такого, а произносишь - и становится легче. Светлее на душе становится. И сейчас, практически в конце пути, меня особенно тянуло поговорить. Но в воздухе висело нелепое молчание. Язве было не до меня. Натерпевшись за день, она не сводила отсутствующего взгляда с огня. Да и я не знал с чего начать. В задумчивости я снова сунул руку в рюкзак. На этот раз она вытащила фляжку. С хорошим, настоящим, обжигающим виски. Знакомый резкий запах ударил в нос из-под открытой крышки. Сделал пару больших глотков и прислушался. Жидкость приятно растекалась, согревая все внутри. И уже через несколько секунд по телу бежала приятная опьяняющая волна, заставляющая расслабиться и выкинуть все плохое из головы. Я прикрыл крышку и посмотрел на спутницу, та продолжала в исступлении наблюдать за огнем.
- Выпей, - протянул я ей флягу. – Это не обсуждается. Сама не выпьешь – силой волью.
Девчонка подняла глаза и с обреченным видом взяла предложенную емкость. Не разобрав, что в ней, сделала большой глоток и чуть не поперхнулась.
- Что это? Алкоголь? – хорошенько откашлявшись, спросила Язва.
- Он самый. Еще пей. Или сам волью. Шок надо лечить, - я ухмыльнулся и, морщась, принялся ковырять ножом горячую банку. Вкусно запахло теплой тушенкой. Спутница сделала еще пару глотков и, снова кашлянув, передала флягу назад.
- Ну что? Полегчало? – поинтересовался я, поднося широкое лезвие с розовым парящим мясом на нем ко рту.
- Полегчало, - кивнула девчонка и, принюхалась. – А еще есть?
- Угощайся, сейчас еще подогрею, - я протянул ей банку с ножом. Разговор завязался. – Да ты ближе садись.
А потом мы ели тушенку, запивая отличным виски, и изрядно набрались. Разговаривали ни о чем, смеялись, шутили. Ведь это так просто, не думать о завтрашнем дне, а наслаждаться сегодняшним.
- Филин, а вот ты. Ты знаешь, зачем здесь? – слегка заплетающимся языком неожиданно поинтересовалась спутница.
- Я-то? Слушай, не поверишь, сегодня ровно год, как я здесь. Ну, в Зоне. За это надо выпить! – я приложился к фляге, но на язык упало только несколько капель. – Все, кончился вискарик.
- Нет, ты ответь.
- Денег хочу, - мотнул головой я. – Знаешь, не было у меня в этой жизни ничего. Только кусали меня все и били. Вот и я стал кусаться. А потом понял: будь у меня деньги – все было бы по-другому.
- А я помочь хочу, писателю одному. Ты бы почитал, как он пишет! Талант! Дрожь прямо берет. Только болен он. Врачи говорят – без операции нет шансов. А я верю. Слышишь, Филин? Верю, что словом можно изменить мир. Слово – это кремень, высекающий огонь из наших сердец… - девчонка широко зевнула и пристроилась у меня на плече.
- Язвочка, да брось ты… - я не договорил. Она уже посапывала возле моего уха.
Утро встречало меня яркими солнечными лучами. Именно таким я себе его и представлял. Это утро. Но особой радости на душе не было. Может, от выпитого. А может еще от чего. Девушка сидела неподалеку и, улыбаясь, наблюдала за моим пробуждением.
- Доброе утро, – недовольно пробурчал я. – Собралась уже?
- Давно уже, ну ты и спишь! Точно – Филин! – рассмеялась спутница.
- Не разделяю твоего веселья, - пыхтя, я потер заспанное лицо. Девчонка задорно хихикнула, а я принялся собирать вещи.
До грота было рукой подать, и уже через пять минут мы были на месте. Я в нерешительности остановился у входа. Та, которую я собирался похоронить в этом гроте, стояла рядом и, ничего не подозревая, с интересом заглядывала внутрь. К горлу подступил ком.
- Первой пойдешь… - я постарался произнести эту фразу небрежно, но голос все-таки предательски дрогнул, и я отвел глаза в сторону. Взбалмошная девчонка истолковала эту дрожь по-своему.
- Не волнуйся, я справлюсь, - она одарила меня теплым взглядом и шагнула внутрь.
- Стой! – неожиданно вырвалось у меня. Она обернулась. – Фонарик возьми. Там темно.
Я протянул ей заранее приготовленный прибор, получив взамен кокетливую улыбку. Мы начали спуск.
Семьдесят шагов до ловушки, которую она должна разрядить. Уже шестьдесят девять, и ее не станет. А у меня будет ровно минута, чтобы пробежать семь шагов до артефакта и вернуться назад, пока аномалия снова взведется.
Шестьдесят пять…
В лицо пахнуло сыростью, отмычка включила фонарик и осветила сырые каменные стены грота, уходящего куда-то вниз под небольшим уклоном.
Шестьдесят…
На душе заскребли кошки. Впервые за много лет мне стало кого-то по-настоящему жалко. Черт побери! Я здесь только год, а уже научился идти по головам, не оборачиваясь на загубленные жизни. Сколько ты их похоронил, Филин? Помнишь?
Пятьдесят два…
И что за имя у тебя теперь такое! Ведь был когда-то Артемка Филимонов. Озорник и проказник. Когда он стал расчетливым хладнокровным Филином?
Сорок шесть…
Мир тебя изменил? Да, он не дал тебе тепла и любви, которое получали остальные. Он не дал тебе шанса. Он был особенно жесток с тобой, но именно ты позволил этой жестокости отпечататься у тебя в сердце!
Тридцать семь…
Я с неимоверной тоской посмотрел на хрупкую фигурку, вышагивающую впереди. Что-то внутри меня рвалось наружу. Оно хотело кричать и протестовать, но не находило выхода. Я до боли, до судороги, стиснул зубы.
Двадцать четыре…
Слова это кремень? Но что же особенного ты мне сказала? Писатель… Какой-то смертельно больной писатель.
Семнадцать…
Ах да! Ты хотела помочь ему. А кому помог ты, Филин? Всю жизнь только и делал, что боролся за существование. Да, ты не видел справедливости, и не встречал понимания. Но что ты станешь делать, когда ее расплющит, размажет по стенкам, а ты заберешь заветный «компас»? Что он укажет тебе? Путь к счастью? Разве ты умеешь это, быть счастливым?
Девять…
Продашь ты его у первого торгаша, пусть и за огромную сумму денег. А что дальше? Уйдешь, построишь собственный мирок под названием счастье? Разве сможешь ты быть счастливым теперь? Тебе не дали шанса быть счастливым, так дай его кому-нибудь сам. Дай его ей! Ведь слово это кремень! И может этот писатель напишет такие строки, прочитав которые в сердцах многих зажжется искра. Искра того, что горит сейчас во мне. Того, делает чище, того, что высекла во мне она, того что долго таилось внутри, того, ради чего люди способны отдать жизнь!
- СТОЙ!!!
Эхо гулко разносило мой крик. Девушка остановилась и, обернувшись, удивленно смотрела на меня.
- Стой, - я подбежал к ней. – Ничего не говори. Только слушай и обещай выполнить. Я пойду вперед, что бы ни случилось, делай, как я скажу. У тебя будет ровно минута, когда я пройду. Видишь бледно-голубой светящийся шар впереди? Забираешь его и уходишь. Автомат, патроны и припасы в рюкзаке. Стены аномалий не бойся, артефакт выведет. Не знаю как, но уверен - у тебя получится. Продашь его торговцу. Деньги не малые. И пулей из Зоны, усекла?
Девчонка не ответила. Я скинул рюкзак на землю. Не знаю, догадывалась ли она, что произойдет через несколько секунд, но глаза ее влажно заблестели, а по щеке скатилась слеза. Ну что, Артем, ты готов? Я повернулся, и уже хотел было сделать шаг к ловушке, но остановился.
- И вот еще что, писателю передай: пусть пишет. Ведь слово это кремень? – не дожидаясь ответа, я сделал нулевой шаг.

Вечерний бар шумел голосами. Кто за кружкой пива, кто за бутылочкой водки, сталкеры обсуждали последние новости, отдыхая после тяжелого дня.
- Слышал, Филин спекся? Аномалией по стене размазало?
- Угу, люди говорят: так себе мужик был. Скользкий. Ну и земля ему пухом. А про девчонку слыхал?
- Не-а. Что еще за девчонка?
- Да поговаривают, объявилась на днях одна. Изодранная вся, сталь в глазах. Язвой назвалась. Представляешь, говорят, что «компас» торгашу на прилавок вывалила! Деляга аж присел, бедняк. Всю кассу выгреб, да еще в закрома бегать пришлось!
- А она что?
- Так что она, бабки в мешок и дверью хлопнула. Говорят, ушла она. Совсем ушла…