Когда с верхних палуб в бушующее море посыпались люди и штабеля спасательных плотов, все, что уже не могло удержаться, в ту секунду, когда, словно по неведомо откуда поступившему приказу, среди темноты, воцарившейся вокруг после торпедных попаданий, внезапно вспыхнуло полное освещение, включая палубный свет, как это бывало в мирные годы и во времена круизов СЧР («Сила через радость» – нацистская организация), когда глазам каждого зрячего предстала вся торжественная иллюминация, когда наступил конец всему, состоялись мои вполне нормальные роды на узкой койке офицера-механика миноносца «Лёве».
Всего этого мать, находясь на корабельной койке, не видела. Ни торжественной иллюминации на накренившемся и тонущем лайнере, ни гроздьев человеческих тел, падающих с задравшейся кормы. Но матери запомнилось, что моим первым криком был заглушен тот донесшийся издалека тысячеголосый вопль, тот финальный вопль, который раздался отовсюду: из недр тонущего лайнера, с треснувшей застекленной прогулочной палубы, с захлестываемой волнами солнечной палубы, с быстро уходящего под воду носа, вопль разнесся над штормовым морем, где барахтались тысячи живых людей или дрейфовали, обмякнув в спасательных жилетах, мертвецы.