"Самоселы" (автор bootsmann)

Небо на востоке посерело, хмурые тучи окрасились едва заметным кровавым багрянцем. В небольшой отселенной в незапамятные теперь времена деревушке Певни, расположенной в секторе 18-44 прямо у белорусско-украинской границы, начиналось очередное унылое утро.
Впрочем, назвать этот уголок Зоны деревушкой будет явным преувеличением. Расположенные и ранее (еще до первого взрыва) вдали от больших дорог и крупных населенных пунктов Певни ныне являли собой и вовсе уж печальное зрелище. Из восьми подворий чудом и неустанными трудами местных жителей уцелело лишь одно на отшибе, остальные встречали утро нового дня жалкими руинами: провалившиеся крыши с кое-где торчащими ребрами стропил и обрешетки, пустые дыры на месте выбитых окон и дверей, покосившиеся углы, частично обрушенные стены и повсеместно поваленные заборы…
На первый взгляд издали казалось, будто деревушка вымерла или, по крайней мере, крепко спит. Но внешний вид зачастую бывает обманчив, и на уцелевшем подворье уже вовсю кипела будничная селянская работа, такая привычная и обыденная в других селах там, за периметром, и настолько необычная и кажущаяся чуждой здесь, в Зоне.
Обжитой двор представлял собой подобие небольшого форта. Не Форт-Нокс, конечно, скорее местный вариант из подручных материалов. Двери и окна просторной хаты были заложены мешками с песком и заколочены несколькими слоями досок покрепче из разобранных окрестных заборов (вместо них оставлены были лишь узкие бойницы для наблюдения и стрельбы), стены и крыша – укреплены тем же образом да местами обшиты листами ржавой жести. Попасть внутрь можно было только с помощью приставной лестницы через чердак, а пространство вокруг дома было старательно расчищено от любого мусора и хлама, мало-мальски подходящего под укрытие для нападающих, коли вдруг такие объявятся. Имелись подлянки для посторонних и посерьезнее: пара волчьих ям, несколько замаскированных борон, уложенных отточенными зубьями кверху, и четыре растяжки.
В общем, при большом желании и небольшом везении в хате можно было запросто пересидеть Выброс и отбиться от волны не особо крупных мутантов или налета не обремененных тяжелой артиллерией отморозков. Впрочем, Выбросы в здешних краях никогда не были лютыми (все же периферия, а не центр Зоны), крупного зверья отродясь не водилось – все больше тушканы, собаки, плоти да кабаны, а местных любителей гоп-стопа и содержимого чужих карманов года с полтора назад в течении всего одной ночи раз и навсегда прижали к ногтю и извели под корень уставшие от бандитского беспредела бравые егеря (так похожие на армейский спецназ) из расположенного чуть севернее Заповедника.
С тех пор жизнь в Певнях и окрестностях вошла в относительно тихое и достаточно спокойное русло. Местное население, со временем подзабыв вместе с погонялами бандитских паханов еженощные страхи и ежедневные тревоги (однако, порох на всякий случай держа сухим), занималось своими немудреными делами, а проще говоря – выживало кто как мог…
Вот и тем унылым утром жители деревни занимались своими делами, было их совсем немного, всего трое. Немолодая дородная женщина лет за сорок закончила ковыряться в небольшом огороде, старательно укрытом от посторонних глаз меж зарослями бурьяна и крапивы на дальнем конце деревушки, легко подхватила объемистую корзину с овощами и неспешно побрела в сторону своего подворья.
Матрена (вообще-то по паспорту она была Мариной, но паспорт давно был утерян, да и не считался в Зоне надежным документом – не Москва чай) была почти местной. До Первого Взрыва жила в Потаповке, в десятке километров отсюда по другую сторону границы, а впрочем и границы-то никакой в те времена не было даже в проекте в «едином и нерушимом». Как и все девчонки ходила в школу, помогала матери по хозяйству, по выходным бегала на танцы в клуб в Кузьминичи, там же и свою первую любовь встретила, а с ней - рассветы да закаты и прочая лирика… Много чего было, да что уж вспоминать теперь…
Всю ее молодость, все планы и надежды разом перечеркнул один страшный день, а вернее ночь – 26 апреля 1986 года. До сих пор с болью и слезами вспоминала Матрена, как всю их деревню в течение пяти часов эвакуировали военные, и вовек не забыть ей горьких стонов и причитаний матери, разбросанных впопыхах в беспорядке вещей да жалобного рева покидаемой на погибель кормилицы Буренки…
Потом была другая жизнь: колхоз под Витебском, учеба в строительном техникуме, развал Союза, неудачное замужество… Да тоже многое было, но все какое-то другое, неродное, не свое…
А лет 10 назад по весне умерла мама, просто умерла – быстро и тихо. Врач, смущенно отведя взгляд, неловко сказал: «Ну, вы же понимаете – радиация». Но Матрена знала, что радиация ни при чем, что ее мать убила безысходная до душевного надрыва тоска по родным местам, и твердо решила похоронить прах самого родного для нее человека на сельском кладбище Потаповки рядом с могилой рано ушедшего из жизни отца.
Немало довелось обить ей высоких порогов, отбить поклонов и дать взяток высоким чинам, чтобы получить разрешение на въезд в Зону, но стойкая женщина до конца выполнила свой дочерний долг и привезла-таки урну с прахом матери на малую родину. Привезла, похоронила и поняла, что сил на обратную дорогу у нее уже не осталось, что некуда и не к кому ей возвращаться, что опостылела ей та, чужая жизнь и уж лучше дожить отмеренный ей век в родном углу, чем прозябать в чужих и немилых сердцу краях. Так появился в разоренной Потаповке первый житель XXI века…
Все лето провела Матрена, обживаясь на новом старом месте, подлатала прохудившуюся родительскую хатку, обзавелась нехитрой крестьянской утварью, коей немало осталось по соседским дворам и хатам (у старого Егорыча даже древнее ружьишко с запасом патронов завалялось). Отыскалось в колхозном амбаре и немного вполне пригодных к севу семян, которые и были посеяны в расчищенном за домом огороде. И урожай выдался довольно обильным, во всяком случае, на зиму хватило бы с лихвой. В общем, жизнь потихоньку налаживалась…
А в середине сентября в Потаповке объявились незваные гости – Василь и Ленька…
Василь – бывший инженер одного из киевских заводов имел непростую, но самую обычную в «лихие 90-е годы» судьбу. Вчерашний выпускник ВУЗа не смог вписаться в суровые реалии жизни периода перехода социалистической экономики на капиталистические рельсы. Поначалу Василь пытался добросовестно тянуть лямку на производстве, но более чем скромных доходов едва хватало на то, чтобы с трудом сводить концы с концами. Семейная жизнь дала трещину: молодая супруга вначале попрекала мужа малобюджетным существованием, позже начались полноценные скандалы. В итоге брак распался, супруга ушла к более успешному однокурснику Василя, а сам молодой инженер стал попивать горькую.
Мало-помалу жизнь Василя покатилась по наклонной и после очередного запоя администрация предприятия поставила его в известность об увольнении. Так наш герой пополнил стройные ряды киевских безработных. Первое время он еще пытался вернуться к нормальной жизни, но все попытки оказались тщетными – в битве с зеленым змием победил змий. Доставшуюся в наследство бабушкину малосемейку Василь продал за бесценок ушлому дельцу, деньги благополучно пропил, сам стал бродяжничать, роясь на мусорках в поисках пустой тары, картона и других средств к существованию. Прибивался то к одной группе бомжей, то к другой, ночевал на вокзалах и в теплотрассах, в межсезонье промышлял по пустующим дачным участкам. Короче, выражаясь сухим казенным языком, Василь «опустился до стадии полного морального разложения»…
Поворотным пунктом в его «карьере» стало, как ни странно, отравление паленым спиртом. Три дня Василь балансировал на грани жизни и смерти, пока наконец не пришел в себя окончательно. Неведомо, какие ангелы и бесы боролись эти три дня в его душе, но с тех пор горе-инженер напрочь исключил из своего рациона спиртное и принялся за поиски путей к нормальной жизни.
И вот однажды судьба свела его с группой таких же отверженных, которые и рассказали ему о чудесном месте, полном удивительных тайн и сокровищ; месте опасном, но способном в буквальном смысле озолотить в меру удачливого путешественника… Так в лексиконе Василя появились слова «Зона», «сталкеры», «аномалии», «артефакты»…
Бродяги собирались переквалифицироваться в сталкеров и проникнуть в ту самую злополучную Зону, и Василь, недолго думая, прикинув на скорую руку все шансы «за» и «против» и поняв, что здесь, на Большой Земле ему не выжить, примкнул к формирующейся команде.
Всю зиму шла подготовка к экспедиции: компаньоны с утроенными усилиями шерстили покинутые дачи в окрестностях Киева, прибарахляясь подходящей одеждой и обувью, запасаясь кое-какими съестными припасами, инвентарем и утварью. Ненужным хламом также не брезговали, скидывая его за копейки знакомому барыге на блошином рынке и пополняя, таким образом, пресловутый общак. Не обошелся отряд и без потерь – двоих потенциальных сталкеров замел внезапно нагрянувший на дачи ментовской патруль, одного здорово порвали бродячие собаки…
Наконец, к середине апреля все (по их мнению) для похода было готово: новоявленные сталкеры в количестве шести человек экипированы, запас харчей на 2-3 недели и инвентарь упакован в рюкзаки и сидора, ножи и заточки наточены (на всякий случай, а серьезнее оружия и не нашлось).
К тому времени Точило (безоговорочно признанный всеми вожак группы), осторожно потолкавшись с расспросами среди торговцев на рынках и завсегдатаев пивнушек, нашел знающего человека, пообещавшего ему свести бродяг с проводником в Зону. И почему-то не насторожили нещадно битого жизнью бомжа ни довольно умеренная, почти дармовая цена на проход за периметр, ни щедрые посулы помочь уже на месте с нормальным оружием и приличной снарягой. На радостях Точило даже не обратил внимания на безбожно татуированные руки незнакомца и проскальзывающие там-сям в разговоре блатные словечки…
Все это с ужасом вспомнил он уже по ту сторону колючки, лежа среди своих же незадачливых компаньонов на мокрой после дождя траве под прицелом нескольких автоматов. И только тогда дошло до него, что попали несостоявшиеся сталкеры из огня да в полымя, оказавшись жертвами современного варианта работорговли…
Принявшие группу новых рабов бандиты Хмурого с ходу отобрали у свежеиспеченных невольников все их незатейливое барахло и, скрутив руки стальной проволокой, погнали в свой лагерь, расположенный на территории бывшей МТС колхоза «Светлый путь». По прибытии на место у Точила со товарищи были изъяты даже более-менее приличные одежда и обувь, взамен выдано какое-то убогое рубище, а сами бедолаги были водворены к другим таким же собратьям по несчастью под замок, предварительно ознакомленные со своими правами – никаких прав!
С тех пор у бомжей началась совершенно иная жизнь, полная скотских унижений и безнаказанных издевательств, ведь вместе со скудными пожитками у них были отобраны даже имена: так, например, Точило теперь обязан был откликаться на «Гниду», а наш знакомый Василь отныне стал «Гондоном». С восходом солнца рабов кормили какими-то помоями и выгоняли на работы. Невольники укрепляли защитные сооружения вокруг бандитского лагеря, таскали воду, пилили и кололи дрова, служили вьючными животными для транспортировки грузов между лагерем Хмурого и внешним миром и обратно, обрабатывали плантации конопли и опийного мака, отчего-то прекрасно прижившихся и невероятно обильно плодоносивших в этих проклятых Богом краях… Да много работы было у несчастных, а за малейшие провинности и непослушание наказание следовало одно – жестокие побои, причем незамедлительно!
Но самая опасная работа случалась после Выбросов, когда аномальные поля меняли свое местоположение и интенсивно рождали целые россыпи артефактов. Тогда-то и начинался сущий ад! Ведь никто из отморозков Хмурого не собирался рисковать жизнью, пробираясь по неразведанным тропкам меж смертельно опасных аномалий за дарами Зоны. И тогда на первый план выходили бесправные рабы, согласия которых, разумеется, никто не спрашивал.
Несмотря на всю осторожность, болты, гайки и камушки, невольники гробились один за другим; кстати, первым из компании Точила отправился в мир иной ни кто иной, как сам в прошлом несостоявшийся лидер бомжевской группы, а ныне раб по имени Гнида. Некоторые, не выдержав побоев и издевательств, находили выход на свободу, сделав последний шаг в ближайшую «Карусель» или «Воронку» - уж лучше смерть мгновенная, чем длительная и мучительная. С каждым Выбросом численность узников импровизированного острога неумолимо сокращалась, но бандитский агент-вербовщик на Большой Земле времени даром не терял, исправно набирая в Киеве и окрестностях новые партии желающих и переправляя их прямехонько в самую натуральную зону в Зоне.