Демоны на острие иглы. Глава 1 [Начало]

Свет падал неровно, едва рассеивая густую, вязкую темноту. Тусклое мутно-зеленое свечение терминала на столе и мерцающие отблески оплывшего огарка свечи. Вульпес зажмурился на мгновенье, откидываясь на спинку колченогого стула, и растер пальцами покрасневшие, воспаленные глаза. Вздохнул, затем вновь подвинул серую бумагу ближе к потрескивающему, затопленному воском фитилю, и продолжил писать. Почерк мелкий, убористый, с крутым наклоном узких букв. Шестой лист отчета. Цезарь не смотрит голодиски, Цезарь не нуждается в схемах — требуется самая суть. Как объяснить вкратце то, что до конца не понимаешь сам?

Снова таблица. Около десяти минут Вульпес честно пытался разобраться с выкладками цифр: некоторые формулы знакомы, но большая часть информации за гранью его понимания. Инкульта схватил чистый лист, на долгое мгновение зажал губами отточенный стержень карандаша, затем быстро принялся набрасывать колонку расчетов. Терминал неожиданно моргнул и погас, лишив палатку и без того тусклого источника света. Фрументарий шепотом выругался и вдарил ногой по ядерной батарее под столом; с утробным ворчанием терминал включился вновь. Вульпес снова протер глаза; сам того не заметив, оставляя на лице темные разводы химического карандаша.

«Хватит», — едва слышно прошептал он сам себе и отложил в сторону лист с неоконченными расчетами. Вскользь проглядел изложенные для Цезаря сведения, дописал еще пару предложений и с облегчением поставил точку. Не дождавшись, пока загрузится терминал, Инкульта бегло просмотрел последний лист и, подхватив стопку бумаги, спешно вышел из палатки.

Цезарь ужинал. На кушетке возле стола вальяжно возлежала рабыня в полупрозрачной сорочке; до появления фрументария она что-то рассказывала, при виде Инкульты замолкла, смерив того неприязненным взглядом.

— Проходи, — произнес вождь легиона, взмахнув рукой в нетерпеливом приглашающем жесте. Сидячих мест в палатке больше не было, рабыня так и осталась на кушетке, и не вздумав пошевелиться; Цезарь не придал этому значения. Инкульта замер перед его столом, вытянувшись по струнке.
— Опять бумаги, Вульпес...- устало вздохнул Цезарь, замечая листы в руках фрументария. Не смотря на благожелательный тон лидера, молодой мужчина непроизвольно сжал пальцы на свернутых в трубку отчетных записях. — Неужели нет ничего такого, что ты не мог бы рассказать мне устно?
— Я проверил материалы того старика... — начал Инкульта, глава легиона резко прервал, рассекая воздух ладонью.
— Во имя Марса, прекрати это, Вульпес!

В палатке на короткое время воцарилась тишина. Цезарь сжал пальцами виски и застыл неподвижно на несколько тягучих секунд. Затем невозмутимо вернулся к трапезе; вилка неприятно заскрежетала по глиняной тарелке, сгребая остатки еды с краев к центру. Фрументарий остался на месте, твердо зная, что это еще не конец аудиенции. Через некоторое время пожилой мужчина сменил гнев на милость, отложив в сторону столовый прибор.

— Давай сюда, — нетерпеливо вытянул он руку, одновременно прикладываясь к кубку с водой. Вульпес отдал отчет.
— Когда я говорил, что мне нужны свежие решения, я не имел в виду, что ты должен заходить так далеко, — раздраженно бросил Цезарь.
— Разве Серчлайт не оправдал Ваших ожиданий, господин? — вкрадчиво поинтересовался фрументарий, едва размыкая тонкие губы. Рабыня на кушетке грациозно потянулась, будто невзначай скинув с округлого, молочно-белого плеча бретельку сорочки. Инкульта едва ли заметил ее жест.
— Оправдал, — вынужден был признать седой мужчина, опуская кубок на стол. — Но ты слишком увлекаешься не тем, чем нужно. Слишком много свободы. Хотя... воздавая должное, результат оправдывает твои проступки.

Вульпес заложил руки за спину и, расставив ноги, нетерпеливо качнулся вперед.

— Что с той девчонкой? Ты упоминал про нее после Ниптона. Кажется, она становится знаменитой? — поинтересовался Цезарь, вновь перенося внимание на еду в своей тарелке.

Подцепив вилкой кусок мяса, некоторое время пристально разглядывал его, словно ожидая от еды какого-то неприятного подвоха. Фрументарий ответил после краткого раздумья:

— Перспективна. Есть непроверенные данные...
— Тогда доложишь, когда проверишь, — сердито отмахнулся мужчина. Рабыня негромко хихикнула и вновь призывно изогнулась. Вульпес сдержанно кивнул.
— Займись ею, — направив вилку с насаженной едой в сторону фрументария, весомо приказал Цезарь. — Если твоя информация про Хауса — правда...

Инкульта вздернул подбородок, слегка оскорбленный предположением о каких-либо сомнениях в достоверности его данных.

— Ты знаешь, что делать, — заключил седой мужчина. — Это все была твоя идея.

Вульпес вновь кивнул. Рабыня широко зевнула и, поднявшись с кушетки, прошла во внутреннюю часть палатки, призывно покачивая бедрами. Неспешно двигаясь мимо кресла своего господина, невзначай провела пальцами по спинке кресла. Тот исподволь взглянул в ее сторону, отвлекшись на секунду, затем вновь обернулся к фрументарию.

— Смотри, не заиграйся, мой мальчик. Особенно вот с этим, — Цезарь приподнял листы бумаги и потряс уголками в воздухе. — Для Запада нужен иной подход, потому ты и получил свои полномочия. Но всему есть предел. Уже поздновато проводить с тобой политагитацию, но подумай хотя бы своей чрезмерно умной головой — на кого ты оставишь проект, когда после захвата Вегаса я отзову тебя на юг Калифорнии? А я отзову, не сомневайся — ты нужен мне за линией фронта, и не строй иллюзий по этому поводу.

Инкульта не шевелился. Не страх, не обида — внутри билось лишь болезненное осознание, что он сумел разочаровать своего диктатора. Цезарь нехотя пролистнул страницы отчета, решительно отложил в сторону и серьезно добавил:

— Не заставляй меня сомневаться в моем выборе.

Еще несколько секунд лидер легиона сверлил фрументария пристальным, внимательным взглядом. Наконец, соблаговолил снисходительно и мягко качнуть головой:

— Свободен. Будь осторожен, Вульпес.

Инкульта согнулся в уважительном поклоне и, отсалютовав, покинул палатку.

Месть — это блюдо, которое следует подавать холодным и съедать быстро.
Челюстные мышцы сводит, зубы мелко стучат — то ли от озноба, то ли от страха. Ноги окоченели, брюки насквозь мокрые от ночной росы, и рыхлая кладбищенская земля до кости пронзает ледяным холодом, медленно ползущим от разбитых коленей вверх, по бедрам, вдоль по позвоночнику, заполняя тело неконтролируемым ужасом. Отчет последних секунд пошел.

Бенни взводит курок, его руки видны в мельчайших деталях: каждая фаланга длинных пальцев, каждая морщинка на сгибе, аккуратные ухоженные ногти, под которые забилась черная земля. Дуло пистолета направлено прямо между глаз. Указательный палец ложится на спусковой крючок, Бенни плавно нажимает... В тишине не слышно выстрела; земля вдруг уходит из под ног, словно выбитая у висельника табуретка, оставляя лишь чувство бесконечного падения в пустоту. Бенни снова и снова жмет на крючок, всаживает пулю за пулей, которые пронзают грудную клетку, живот, входят в тело взрывами кроваво-красной боли, глухими ударами отзываются в мозгу. Сердце бешено и гулко стучит в ушах. Десять пуль, пятнадцать... столько нет в обойме!

Бенни злорадно улыбается; последняя пуля в оглушительной тишине вылетает из ствола. Щелчок оружия теряется в сумасшедшем ритме сердцебиения, и вдруг все звуки взрываются истошным криком.
Темнота, выжигающая глаза. Голосовые связки свело — курьер вдруг осознает, что крик ее собственный.

Красные огоньки беспокойно заморгали в углу комнаты, прогруженной во мрак. Недоуменная трель запуска режима обнаружения: робот решил, что владелица раньше него заметила некоего противника. Несколько секунд он беспокойно метался по комнате и затем вновь успокоился в углу возле входной двери.

Рэй в оцепенении сидела на кровати, пытаясь выровнять сбившееся дыхание: окаменевшие мышцы ноют, сведенные напряженной судорогой, тело еще чувствует фантомную боль пулевых ранений. Из соседнего номера слышались цветастые ругательства в адрес орущей психопатки: звукоизоляция в номерах «Топс» оставляла желать лучшего. Рэй ладонью стерла капельки пота со лба, заметив, что руки у нее все еще дрожат. Ощупью нашла пачку сигарет на прикроватной тумбочке и, закурив, снова вытянулась в постели, плотнее натянув одеяло. Простыня пропиталась потом и неприятно холодила кожу.

Бенни. Ублюдок Бенни не давал ей покоя даже во сне.
Вдох, тяжелый выдох — выжимая вместе с дымом весь воздух из легких, прогоняя остаточные следы мучительного кошмара. Рэй подложила согнутую руку под голову, рефлекторно проведя пальцами по затылку в том месте, где рваный шрам прикрывал титановую пластину — заплатка на память. Чуть повыше правого уха, кривым углом вверх вдоль линии роста волос. Пуля, вырвавшая кусок ее плоти, а вместе с ним — кусок ее жизни, все ее прошлое. Хотя бы за то, что теперь каждое утро приходится укладывать непослушные волосы в сложную прическу, чтобы скрыть уродливые шрамы, этого подонка в клетчатом твиде стоило располосовать и освежевать заживо.

Девушка задумчиво курила, медленно расслабляясь после согнавшего всю дремоту кошмара. Рэй знала, что пытаться прикрыть глаза теперь бесполезно: уже привычная бессонница в долгой веренице пробуждений со сдавившим горло криком, в липком поту не оставит ее так просто. Значит, пора вставать.

Курьер затушила сигарету об пол и поднялась с кровати. Поеживаясь от холода, босиком прошлепала к окну и сдернула тяжелую занавесь — тут же зажмурилась. Яркое солнце ослепило до рези в глазах — словно свет прожектора, направленного прямо в лицо. Рэй тихо выругалась, прикрывая ладонью веки. ЭД-Э развернул сенсоры в сторону окна, тон привычного монотонного жужжания на секунду чуть понизился. Упавшая на пол портьера взметнула облако золотистых пылинок, медленно дрейфующих в широких, теплых лучах; свет, преломляясь в трещинах серого мутного стекла, сплел причудливый узор на полу комнаты — искаженная проекция оконной рамы в паутинной сети.

Одиннадцать утра. Сонный Вегас еще не оправился от оживленной, насыщенной ночи, город пуст и тих. Ветер лениво гоняет по тротуарам мелкий мусор, Стрип практически безлюден. Патруль военной полиции НКР неторопливо прогуливается вдоль аллеи, опухшее лицо офицера выдает тяжелое похмелье. Одинокая проститутка массирует отекшие ноги, скрываясь от палящего солнца в тени широких вееров пальм. Жара надвигается волнами, струится по мостовой прозрачным маревом, медленно течет по улицам меж скамеек и опор рекламных щитов, чтобы в полдень обрушиться в полную силу на затихший до заката город.

Бетонные стены отеля еще хранили освежающую ночную прохладу; Рэй, зябко поеживаясь, прошла в туалет, размышляя о планах на грядущий день. Стоило обшарить коллекторы под Фрисайдом, расспросить местных: крышками или угрозами выбить нужные сведения. После этого, в случае неудачи, можно докладывать о провале задания. А в своей неудаче Рэй не сомневалась: всякая надежда была потеряна еще четыре дня назад.

Четыре дня и все без толку. Лихорадочные поиски вслепую, сбор информации по крупицам, интуитивные безрезультатные броски по разным направлениям — все усилия напрасны. Если уж по горячим следам не удалось найти никаких зацепок, ни единого намека хотя бы на выбор вектора его движения, то теперь, спустя четыре дня, можно отбросить все призрачные надежды. Парень залег на дно и, если он не дурак — а Бенни не дурак! — то теперь о нем и платиновой фишке можно позабыть навсегда.

Зато теперь весь Стрип и окрестности в курсе, что курьер, отмеченный неожиданной благосклонностью мистера Хауса, ищет сбежавшего главу Председателей. Девушка все еще была чужаком в Нью Вегасе — даже если кто-то обладал нужными данными, то не спешил ими делиться. Местные косились на нее с подозрением, военные НКР провожали настороженными, внимательными взглядами, локальные банды вообще не проявляли особой заинтересованности — чем может быть полезна субтильная бабенка с видавшей лучшие времена ковбойской винтовкой за плечом? Таких случайных, ничем не примечательных путешественников полно на Фрисайде, Рэй ничем не выделялась среди общей массы — разве что неожиданными вопросами, но придурков со странностями здесь и до нее всегда хватало.

Обидно терять солидный куш, предложенный Хаусом за треклятую фишку, ставшую камнем преткновения всех ее проблем. Еще обиднее упустить этого ублюдка. Обвел вокруг пальца, как сопливую девчонку: виновата сама, заигравшись в тактичность и благородство. В следующий раз вместо приветствия стоит прострелить скоту обе ноги, а потом уже задавать вопросы. Хотя, представится ли еще подобная возможность...

Рэй, вглядываясь в мутное темное зеркало, доплела короткую косу. Жесткие, выгоревшие до рыжины волосы топорщились тонкими кисточками, не смотря на все попытки девушки уложить выбивающиеся пряди в плетение. Теперь придется навсегда забыть о короткой стрижке из-за уродливых шрамов на черепе.

Кожаная броня с металлическими пластинами, узкополая шляпа, неразлучный стилет в рукаве, ставший обязательным атрибутом после весьма неприятного происшествия — да, лучше не вспоминать. Рэй спустилась в ресторан при казино, рассчитывая на плотный завтрак перед напряженным днем.

Зевающий бармен, лениво облокотившийся на стойку, приветственно кивнул. Обернувшись в сторону кухни, гаркнул что-то неразборчивое, что должно было соответствовать заказу девушки. Чем хорош «Топс» — всегда знаешь, что ты ешь. Если стейк из кротокрыса, то он и воняет кротокрысом так, словно мясо отмачивали в крысином дерьме. Если жареный богомол, то с раздробленными кусочками хитина, о которые по неосторожности можно сломать зуб. Меню ресторана соответствовало правилам трех «не»: недорого, незамысловато и не кормим в долг. Рэй вполне устраивало такое положение вещей.

Излюбленный столик в дальнем углу, где просматриваются все двери. Густой серый полумрак, в котором можно укрыться от праздных взглядов. НКР гарантировала Рэй неприкосновенность, но кто знает, почему, к примеру, ее так пристально разглядывает тот капрал за барной стойкой? Просто положил глаз на свободную девчонку или что-то подозревает, пытается вспомнить где-то виденное лицо? Курьер, сохраняя спокойствие, уткнулась в свою тарелку, надвинув шляпу по самые брови. Возможно, республиканец просто обознался, спутал с кем-то еще, со старой знакомой...

«Это паранойя, Рэй», — торжественно объявил внутренний голос. Девушка с раздражением воткнула ложку в горячую овсяную кашу; судя по консистенции и вкусу являвшуюся продуктом еще довоенного производства. Не думать о всякой ерунде! Обшарить восточные коллекторы, исключительно для собственного успокоения — вряд ли Бенни поджидает ее в какой-нибудь ржавой канализационной трубе, поигрывая блестящей фишкой. После этого — пошло оно все к черту! Убраться отсюда, пока не успела основательно погрязнуть в этих локальных распрях и мелочных частных интересах. Еще можно выдернуть из трясины колени, пока не ушла в дерьмо по самые уши. Скоро здесь станет жарко — еще жарче, чем обычно бывает в пустыне Мохаве в палящий полдень. Легион перейдет в наступление: найдет коса на камень оплота границ НКР — до скрежета, до всплеска искр, и тогда побежит пламя по сухой траве пустоши, поглощая и виновных, и непричастных. Можно серьезно обжечься, если вовремя не укрыться от огненного вала пожара... а то и вовсе сгореть.

Рэй вздрогнула от негромкого стука, когда на стол перед ней опустился узкий стеклянный стакан. Не заметить приближение человека — как ты собираешься выживать, курьер, если не видишь дальше собственного носа? Промах за промахом, прокол за проколом — кажется, в Вегасе не только удача, но и боевая хватка окончательно покинули ее. С таким раскладом даже не стоит садиться за игровой стол.

Девушка сделала вид, что ей безразлично чужое присутствие. По мере сил старалась изобразить вежливое равнодушие: увлечена ковырянием каши, не беспокоить. Возле стакана с морковным соком на столешницу опустилась фетровая шляпа; игнорирование нежелательного сотрапезника продолжалось. Далее в поле зрения Рэй вторглись уголки накрахмаленных манжет и терпеливо сложенные в замок пальцы. Бросающийся в глаза контраст белоснежной хлопковой ткани с загорелой кожей; рубец от ожога на левом запястье, тонкая сеточка шрамов по костяшкам. Кажется, пора медленно и ненавязчиво вынимать стилет...

— Рэйчел Флинт? — прозвучал мягкий, втекающий в сознание голос, скорее не спрашивая, а утверждая, будто пробуя ее имя на вкус. Неповторимую интонацию, врезавшуюся в память каленым железом, этот вкрадчивый, цепляющий за самое нутро тон ей не спутать ни с чьим другим. Курьер подняла глаза.

Сидящий по другую сторону стола мужчина чуть склонил голову на бок, внимательно изучая девушку, словно видел перед собой не человека, а некий интересный выставочный экспонат. Пальцы медленно расцепились и ладони спокойно легли на исцарапанный пластик столешницы.

Рэй могла представить, какое нелепое зрелище она представляла со стороны: широко распахнутые в испуганном недоумении глаза, выскользнувшая из руки и утонувшая в каше алюминиевая ложка. Мужчина без всяческого проявления эмоций завершил беглый осмотр собеседницы и теперь его куда больше интересовал погребенный в овсянке столовый прибор — именно в этом направлении он сфокусировал взгляд, когда начал говорить:

— Ты смогла всерьез заинтересовать некоторых могущественных личностей... помимо мистера Хауса. С тобой хотели бы встретиться.

Рэй открыла рот, но человек напротив едва уловимым жестом предупреждающе поднял ладонь на пару дюймов от крышки стола:

— Обойдемся без имен. И да, я запомнил, что мы встречались ранее в иной, более... оживленной обстановке.

Курьер поджала губы; говорящий сдержанно отпил из своего стакана и, оторвавшись от созерцания ложки, взглянул напрямую на собеседницу:

— Хочу заметить — все твои возможные преступления, совершенные против, кхм... нашей организации, будут прощены.

Рэй невольно скривила рот в саркастической ухмылке — какая честь! В светло-голубых глазах мужчины промелькнуло недоброе, опасное предостережение — словно краткая вспышка молнии, упреждающая буйство стихийного шторма. Впрочем, голос остался таким же спокойным и снисходительным:

— Рекомендую не злоупотреблять этой милостью — она не дается дважды.

Девушка отодвинула в сторону миску и, откинувшись на спинку дивана, скрестила руки на груди:

— Если какие-нибудь ублюдки снова начнут на моих глазах расстреливать караваны, то я буду вынуждена вновь прибегнуть к злоупотреблению.
— Мы лишь стараемся пресекать незаконные поставки товаров на границах нашей территории, — с мягким нажимом произнес мужчина. — Лично тебе никто не желал зла.
— Лично мне? Возможно, нет, — возмущенно фыркнула Рэй. — Но вот караванщику, которому снесли башку в тот момент, когда он уже готов был дать мне скидку...

Легионер сухо поджал губы и на мгновение прикрыл веки; медленно и равнодушно пожал плечами, игнорируя выпад. В его ладони тускло сверкнул бронзой гравированный медальон. Секунду он разглядывал его, затем с тихим звяканьем золотистый круг лег на стол перед девушкой аверсом вниз, кончики пальцев чуть пододвинули медальон по направлению к курьеру. Едва разжимая узкие губы, мужчина вымолвил, чуть понизив тон, но жестко акцентируясь на словах:

— Коттонвуд Коув: там тебя будут ждать на пристани. Этот знак гарантирует беспрепятственный пропуск по нашей территории.
— Но...
— Все свои вопросы задашь на месте. И не мне, — твердо оборвал он. Оправил костюм, вставая с места — дал понять, что их беседа подошла к концу. Рэй молчала. Наглый, самоуверенный мерзавец... неужели он ожидает, что вот сейчас радостный курьер, тронутый вниманием Цезаря, сорвется с места, дабы предстать пред очами Великого? На кой черт ей этот Коттонвуд Коув, словно ей и без того мало проблем? Платиновая фишка в кармене Бенни — единственная вещь, которая сейчас занимала ее мысли. Поэтому пусть катятся куда подальше: и он, и Цезарь, и медальон — и чем скорее, тем лучше. Аура этого человека тревожила ее — он вызывал где-то глубоко внутри неуловимый подавляющий дискомфорт, подспудное чувство собственной слабости. В памяти всплыл Ниптон, и сложный комок эмоций забурлил внутри. Выбросить из головы. Не сейчас.

Легионер на секунду задержался у края стола, будто вспомнив что-то. Сделал несколько глотков морковного сока и заметил, будто невзначай:

— Да, если тебе интересно... Тот сбежавший человек, которого ты ищешь — сейчас он на пути к нашему лагерю. Ты сможешь найти его там.

Рэй метнула быстрый, настороженный взгляд на мужчину, тот с открытым интересом изучал ее реакцию. Затянувшаяся секунда пристального внимания льдисто-голубых холодных глаз, пронзающих до самого дна души. Словно бабочка под булавкой — не дернуться, пока тебя с легкой тенью интереса досконально препарируют, разбирают на составляющие. Наконец, он прервал тягостный контакт, отпустил ее взгляд, сосредотачиваясь на стакане и допивая его содержимое залпом.

— До встречи.

Стакан тихо опустился на соседний пустующий стол.